Христиане представили свой поход как триумфальный, а эвакуацию Александрии как сдачу. Но если арабские хронисты правы в своих утверждениях, что Амори I заплатил Ширкуху 50 тысяч золотых динаров, чтобы тот позволил ему уйти, то в таком случае победа осталась за мусульманами. С другой стороны, франки, явно в нарушение достигнутой договоренности, не только оставили своего префекта в Каире, но и настояли на смене охраны городских ворот на своих воинов. Они также увеличили ежегодные выплаты Шавара королю Иерусалима до 100 тысяч динаров. Явную непоследовательность договоренностей, достигнутых в Александрии и Каире, вполне можно объяснить тем фактом, что христиане, встревоженные известием об успехе Нур ад-Дина в Палестине, стремились во что бы то ни стало поскорее возвратиться домой и потому отказались воспользоваться благоприятным шансом против Ширкуха. И все же, покидая Египет, они не ослабили контроль над изворотливым визирем в Каире.
Наиболее импульсивные советники Амори, не удовлетворившись достигнутым, начали требовать полного завоевания Египта. Их активно поддержали гарнизоны, оставленные в Каире и Фустате, которые лучше других прекрасно осознавали слабые места обороны. Напрасно король Иерусалима противостоял их намерениям. Несомненно, к этому времени он окончательно понял, что наиболее безопасным решением было бы завоевать сначала Дамаск и обезопасить восточную границу королевства, где простиралась большая Сирийская пустыня, и лишь затем попытаться присоединить Египет.
Ведь в случае вторжения Нур ад-Дин напал бы на его страну с тыла. Более того, Египет, по словам Амори, был дойной коровой, и он утверждал, что было бы неразумно превращать друга во врага, бросив Шавара в объятия Нур ад-Дина, когда между ними уже и так, как предполагал король, возникла интрига. Но все аргументы Амори ни к чему не привели. Его командиры уже приняли решение о вторжении и были уверены в успехе; и он наконец дал себя уговорить. Открыто нарушив свое слово, как это понимали сарацины, и без малейшей попытки принести извинения Амори вновь отправился в поход в Египет. Но теперь он вторгся в страну уже как враг, а не как прежний союзник. Войдя в Бильбейс 3 ноября 1168 г., он, помимо измены, запятнал себя страшной резней, когда, как пишет латинский хронист, не пощадили ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей.
Это варварское деяние сразу же заставило египтян стать на сторону Нур ад-Дина и воодушевило их на героическое сопротивление чужеземцам. Они воспользовались дурацкой нерасторопностью христиан, мобилизовали свои силы и укрепили оборону. Древний город Фустат, три столетия бывший столицей Египта и все еще густонаселенный пригород Каира, Шавар предал огню, чтобы франки не могли там укрыться (12 ноября 1168 г.). Были подожжены 20 тысяч баррелей нефти и 10 тысяч факелов. Пожар длился 54 дня, и его следы прослеживаются до сих пор в заброшенной местности, простирающейся на несколько миль к югу от Каира, где тут и там возвышаются песчаные холмы и погребенные под наносами развалины. Все население, спасая свою жизнь, бежало в Каир. Нанять для поездки верблюда стоило 30 динаров. В самой столице готовились отразить наступление. Амори не заставил себя ждать, однако он был вынужден оставить свой лагерь (в Биркет-аль-Хабаше) по причине того, что там было невозможно находиться из-за удушливого дыма от горевшего Фустата. Приступ был отложен, так как Шавар предпринял хитроумный ход – он начал переговоры с алчными завоевателями с намерением от них откупиться. Его желание договориться было явным притворством, поскольку в это же время он послал гонцов в Дамаск к Нур ад-Дину за помощью. Молодой правитель Египта лично написал свое послание и даже приложил к нему пряди волос своих жен, выразив тем самым свою нижайшую просьбу, которую не мог не выполнить никакой истинно благородный человек.
В этот раз эмир Сирии не колебался; он был глубоко разочарован результатами двух предыдущих экспедиций, и к тому же его возмутило вероломство франков. Он сам бы повел войско в Египет, если бы его не удерживали нерешенные дела в Месопотамии. Не мешкая, он отправил в поход под командованием Ширкуха 2 тысячи копейщиков из своей личной гвардии и 6 тысяч наемников-турок, известных своей отвагой. Но Саладин, как ни странно, желал остаться в Сирии. Он был правой рукой своего дяди в прежних кампаниях, но он по-прежнему предпочитал привычное уединение и вел благочестивый образ жизни. Когда Ширкух в присутствии Нур ад-Дина сказал: «Теперь, Юсуф, готовься к походу», Саладин ответил так: «Клянусь Аллахом, если бы мне предложили владеть всем Египтом, то и тогда я бы не отправился в поход. То, что я перенес в Александрии, я никогда не забуду». Тогда Ширкух сказал Нур ад-Дину: «Он обязательно должен пойти со мной». И Нур ад-Дин повернулся к юноше и повторил еще раз: «Необходимо, чтобы ты пошел со своим дядей». Напрасно Саладин говорил о своем нежелании принять участие в кампании и неподготовленности. Нур ад-Дин не желал слушать никаких оправданий, снабдил его лошадьми и оружием и просил быть готовым. «Итак, я отправился в путь, – рассказывал спустя годы Саладин. – Я чувствовал себя так, будто меня влекли навстречу смерти». Исполнились слова Корана: «Быть может, вам неприятно то, что является благом для вас. И быть может, вы любите то, что является злом для вас. Аллах знает, а вы не знаете» (Коран, Сура 2: 216). Нур ад-Дин сопровождал войско на протяжении одного дня пути от Дамаска; он даровал каждому участнику похода 20 динаров, а в войсковую казну для Ширкуха передал 200 тысяч динаров.
17 декабря 1168 г. на помощь Шавару в Египет отправилась третья экспедиция, но в действительности она имела далеко идущие планы. Амори, вечно алчущий и вечно нуждавшийся в средствах, все еще ждал под стенами Каира обещанное визирем золото, когда Ширкух 8 января 1169 г. объединил свои силы с войском египтян, избежав прямого столкновения с армией франков, которая выдвинулась, чтобы помешать его продвижению. Обманутый Шаваром и проигравший в тактике Ширкуху, потерявший присутствие духа король Иерусалима отступил в Палестину. Сирийцы с триумфом вошли в Каир и были встречены как освободители. Благодарный халиф дал аудиенцию Ширкуху и облачил его в почетные одежды, и в них он предстал перед своим войском. Шавар, снедаемый в душе завистью и тревогой, посещал каждый день сирийский лагерь, устраивая свои выезды с невиданной роскошью: развевались на ветру знамена, били барабаны и пронзительно завывали трубы. Он оказывал всевозможные знаки почтения военачальникам, но не предпринимал никаких шагов, чтобы выполнить свои обязательства перед Нур ад-Дином. На самом деле Шавар замышлял предательски захватить Ширкуха и его полководцев на званом пиру. Вожди сирийцев скоро поняли, что ему нельзя доверять, и Саладин и Джурдик решили избавиться от него. Визиря застигли врасплох у почитаемой гробницы имама аш-Шафии, которой он приехал поклониться, люди Саладина, силой стащили Шавара с коня и взяли в плен. Какие бы планы ни строил Ширкух в отношении дальнейшей судьбы Шавара, они были перечеркнуты самим халифом; поступая подобно рабу, освободившемуся из-под власти сурового хозяина, он отдал безапелляционный приказ принести ему голову визиря. Что и было исполнено. Так закончил свою жизнь замечательный министр, отпрыск древнего рода, отважный вождь одного из племени бедави, ценитель поэзии; одновременно ему была присуща характерная для араба склонность ко лжи и обману.
