После смерти Нур ад-Дина Саладин стал самым могущественным правителем на землях между Багдадом и Карфагеном. Ас-Салих Исмаил, наследник скончавшегося султана, был игрушкой страстей и обстоятельств: ему исполнилось всего лишь 11 лет, и за влияние на него соперничали его опекуны. За владения потомков Занги в Месопотамии боролись различные партии. Похоронный звон по Латинскому королевству прозвучал в июле, когда франки потеряли Амори, и Раймунд Триполийский стал регентом при наследнике короля, Балдуине, подростке 13 лет, пораженном проказой. Два ребенка с окружавшей их кликой завистливых советников не являлись препятствием для властного и решительного правителя, к тому же имевшего поддержку закаленной в боях армии. Чисто личные амбиции побуждали бы любого властителя, будь он на месте Саладина, воспользоваться слабостью своих соседей. Но приписывать ему подобные намерения значило бы совсем не понимать его характера. До тех пор, пока ему самому не стало ясно, что основные интересы сарацин и, прежде всего, мусульманской веры требуют немедленного вторжения, он не решился бы укрепить свою власть за счет того человека, чья сестра была его женой и чей отец был некогда его сеньором и благотворителем. Что касалось Сирии как страны, у Саладина не оставалось другого выхода. Если только он не хотел увидеть, как государство, созданное усилиями Занги и его сына, постепенно распадется на отдельные области, за власть над которыми будут сражаться соперничающие друг с другом эмиры, и даже «неверные». В стране царили раздоры и анархия. Двоюродный брат молодого правителя в Мосуле отказался ему подчиняться и даже захватил Эдессу и другие территории Сирии. Эмир Алеппо враждовал с ближайшим окружением ребенка-правителя в Дамаске; многие крупные вассалы стали независимыми; у мусульман в Сирии не было вождя, и, если бы франки не оказались в сходном положении, они могли бы сделать все, что захотели с осколками султаната Занги.
В этих трудных условиях Саладин, будучи одним из полководцев покойного султана, предложил свои советы и помощь, которые звучали, скорее, как распоряжения, несмотря на вежливую форму, в которой они были высказаны. Он направил посла к молодому правителю с заверениями в своей лояльности и приказал поминать «ас-Салиха, сына Нур ад-Дина» в молитвах и выбить его имя на монетах Египта. Он писал властям в Дамаск, укоряя их в нестроениях.
«Если бы Нур ад-Дин считал кого-либо из вас достойным занять мое место или доверял бы ему, как он доверял мне, то он назначил бы его правителем Египта, наиболее значительным из всех его владений. Если бы не его смерть, он доверил бы не кому-нибудь, а только мне присматривать за его сыном и воспитывать его. Я уверен, что мне назло вы присвоили себе право заботиться о моем господине, сыне моего господина. Я обязательно приду и воздам ему почести и отплачу ему верной службой за все благодеяния, сделанные мне его отцом, о котором будет память вовеки; и я каждого из вас буду судить по его делам, особенно за те упущения, что имели место в обороне владений правителя».
Собравшиеся на совет в Дамаске не просто пассивно сидели и ждали, пока правителем Месопотамии не будут захвачены все города. С помощью золота они добились благожелательного отношения франков, что глубоко возмутило Саладина. Дамаск боялся всех своих соседей, Сайф ад-Дина в Мосуле и Саладина в Каире, и, чтобы защитить себя, он заключил соглашение с «неверными» – подобно тому как это сделал Анар во дни Занги.
Но когда в августе мальчик-правитель был переведен в Алеппо, появилась более реальная опасность. Один из ветеранов Нур ад-Дина, который правил в Алеппо и принял на себя заботы о мальчике, решил избавиться от всех соперников. И конечно, первой его целью мог стать Дамаск. Находясь в отчаянном положении, Дамаск обратился к правителю Мосула с призывом прийти на помощь, а когда тот отказал, то пригласил Саладина. Не ожидая повторного приглашения и взяв с собой всего лишь семь сотен конных воинов, тот направился прямо через пустыню в Дамаск. Полководец доверял своей удаче, которая должна была безопасно провести его через границы франков. Он благополучно пересек пустыню и, вступив в город при всеобщем ликовании, остановился на отдых в старом доме своего отца, пока цитадель также не открыла ему свои ворота 27 ноября. Тогда Саладин обосновался в крепости, приняв присягу на верность от горожан, которые приветствовали его решение выплатить им пособия из сумм, хранившихся в казне ас-Салиха. Все это он делал от имени молодого правителя, «мамлюком» которого он до сих пор себя считал. О суверенности правителя свидетельствовали читаемые о нем молитвы в мечетях и чеканка монет с его именем.
Оставив своего брата Тигтигина, получившего прозвище Меч Ислама, на посту правителя Дамаска, Саладин поспешил установить свой контроль над другими городами Нур ад-Дина, которые стали теперь практически независимыми. Стояла глубокая зима, на плоскогорьях лежал снег, свирепствовал холод. Но дело не требовало отлагательств. Саладин пересек прекрасную, покрытую лесом долину Бекаа, по которой протекала река Эль-Литани, и 9 декабря победоносно вошел в богатый город Эмесу, где Аврелиан уже приносил однажды жертву богам за победу над Зенобией. Затем он спустился по плодородной долине реки Оронт к полям, орошаемым водяными колесами, города Хамы, где героическая царица Пальмиры потеряла свой трон и свободу. Город открыл перед ним ворота, и цитадель сдалась, когда Саладин поклялся, что он пришел как вице-правитель и слуга ас-Салиха. Затем он направился к Алеппо и подошел к знаменитому Серому замку, стоявшему на вершине холма и возвышавшемуся над равниной и «сиявшему красотой, словно невеста». Здесь, в этих крепких стенах, содержался номинальный сирийский суверен. Правитель и визирь Гумуштигин не намеревался отказываться от своей власти в пользу столь опасного гостя и предусмотрительно закрыл перед ним ворота. Саладин начал осаду 30 декабря; он заявил, что пришел спасти своего сеньора от злых советников. Но ас-Салих, в равной мере опасаясь своего спасителя и не доверяя своему правителю, покинул дворец и отдался на милость горожан. Мальчик так жалобно обратился к толпе, и при этом по щекам его катились слезы, с просьбой не отдавать его этому жестокому захватчику, который похитил его наследство, что горожане были тронуты до глубины души. Они удвоили свои усилия, и предпринимаемые ими отважные и неоднократные вылазки вынудили осаждавших приостановить свои осадные работы.
Решимость защитников города и вкупе с ней появившаяся новая опасность заставили Саладина снять осаду. Визирь Гумуштигин, готовый пойти на все, лишь бы не попасть в руки египтян, обратился за помощью к шейху Синану, которого называли Старец Горы, возглавлявшему ассасинов Сирии. Это грозное тайное общество, отчасти религиозное, но в основном политическое по своему характеру, распространило свое влияние далеко за стены крепости Аламут, расположенной в горах на южном побережье Каспийского моря, своей колыбели. Его эмиссары, называвшиеся федаинами, учились сложному искусству убивать, прибегая к помощи кинжала ради достижения своих целей. Они участвовали во многих войнах, терзавших Сирию; и усилия общества были вознаграждены. Были захвачены девять небольших крепостей в горах Ансария, которые протягивались цепочкой от Банияса (Валение, взятой в 1125 г.) на побережье до Масьяфа. Эти ассасины – хашшашины или курящие гашиш, хотя более правильно называть их исмаилитами или батинитами, то есть эзотериками, – глубоко укоренились в Сирии ко времени вторжения Саладина и стали бичом страны. Нур ад-Дин сделал неудачную попытку подавить их движение, но не добился ничего, кроме предупреждения, написанного на клочке бумаги и пригвожденного к его подушке отравленным кинжалом. В Египте они приняли сторону потерпевших поражение Фатимидов, сектантское учение которых, собственно говоря, и породило ассасинов, и они, возможно, принимали участие в заговоре Умара. Их вождь желал помочь визирю Алеппо и был готов послать своих фанатиков в лагерь Саладина, чтобы убить его. Они легко проникли в лагерь, но были быстро разоблачены. Один из них был убит на месте дворецким Тугрилом уже в самом шатре Саладина, остальные оказали отчаянное сопротивление, прежде чем погибли.
