Возможно, наиболее общепринятой аналогией является сравнение смерти и сна. Умирание, говорим мы себе, подобно засыпанию. Эта фигура речи часто встречается в повседневных мыслях и речи, а также в литературе многих культур и многих эпох. Очевидно, она была вполне распространена даже во времена древних греков. Например, в «Илиаде» Гомер называет сон «сестрой смерти», а Платон в «Апологии Сократа» вкладывает в уста своего учителя, Сократа, осужденного на смерть афинским судом, следующие слова:
«Положим же, что смерть есть совершенное лишение чувства, похожее на такой сон, в котором спящему ничего не снится: в этом случае она будет чрезвычайно выгодна. Ведь мне кажется, что если бы кто-нибудь должен был выбрать ночь, в которую спал бы так, что во сне ничего не видел, и потом, противоположивши ей все другие ночи и дни своей жизни, обязан бы был зрело обсудить, которые из них провел он лучше и приятнее той; то, думаю, [любому]… легче было бы сосчитать первые, чем последние ночи и дни. А когда смерть такова, то я называю ее выгодною; ибо под этим условием все время покажется не долее как одною ночью»
[1].
Эта же аналогия закреплена в современном языке. Подумайте, например, что означает слово «усыпить». Если вы приносите собаку ветеринару и просите усыпить ее, вы имеете в виду совсем не то же самое, что подразумеваете, когда беседуете с анестезиологом о своей жене или муже.
Другие предпочитают иную, но близкую к этой аналогию. Смерть, по их суждению, похожа на забвение. Когда человек умирает, он забывает все свои горести; все болезненные и тревожные воспоминания стираются.
Какими бы старинными и широко распространенными ни были обе эти метафоры, «сон» и «забвение» совершенно не способны нас успокоить. Обе они по-разному утверждают одно и то же. Хотя они говорят об этом более приемлемым способом, по сути они сводятся к тому, что смерть — это полное уничтожение сознательного опыта, навсегда. Если это так, тогда смерть на самом деле не имеет никаких желанных свойств сна или забвения. Сон — положительный, желанный жизненный опыт, поскольку за ним следует пробуждение. Сон дает нам ночной отдых, и благодаря ему следующие за ним часы бодрствования становятся более приятными и продуктивными. Если бы за ним не следовало пробуждение, благоприятные свойства сна были бы невозможны. Таким же образом уничтожение всего сознательного опыта подразумевает забвение не только болезненных моментов прошлого, но также и счастливых моментов. Анализ показывает, что ни одна из этих метафор не дает нам настоящего утешения или надежды, когда мы думаем о смерти.
Однако есть и другая точка зрения, которая отрицает трактовку смерти как уничтожения сознания. Согласно этой, возможно, еще более древней традиции, какая-то часть человека продолжает жить даже после того, как физическое тело перестает функционировать и в конце концов уничтожается. Эту постоянную часть называли по-разному: психика, душа, разум, дух, самость, сущность и сознание. Как ее ни назови, вера в то, что человек переходит после физической смерти в мир иной, относится к наиболее освященным веками верованиям. В Турции есть кладбище, которое использовали неандертальцы около ста тысяч лет назад. Там нашли ископаемые отпечатки, которые позволили археологам установить, что древние люди хоронили своих мертвецов на подставках из цветов, что может говорить о том, что они, возможно, рассматривали смерть как повод для празднования — как переход мертвого из этого мира в следующий. И действительно, могилы по всему миру с самых давних пор показывают: люди верили в то, что человек продолжает жить после смерти тела.
Одним словом, у нас есть два противоположных ответа на изначальный вопрос о природе смерти, оба ответа родом из древности, но распространены и сегодня. Некоторые говорят, что смерть равна уничтожению сознания; другие с такой же уверенностью утверждают, что смерть — переход души или разума в другое измерение реальности. В той части книги, что ждет вас ниже, я ни в коем случае не хочу отмахиваться ни от одного из этих ответов. Я просто хочу дать отчет о поисках, которые я лично предпринял.
За последние несколько лет я встретил немало людей, которые пережили то, что я называю «околосмертным опытом». Я встречал этих людей в разных обстоятельствах. Поначалу это было по воле случая. В 1965 году, когда я изучал философию в Виргинском университете, я познакомился с клиническим профессором психиатрии с медицинского факультета. Меня с самого начала поразили его теплота, доброта и чувство юмора. Я был очень удивлен, когда узнал интереснейший факт, а именно: что он умирал — и не один раз, а дважды, с перерывом примерно на 10 минут, — и что он говорил о совершенно фантастических переживаниях, которые постигли его, когда он был «мертв». Позже я услышал, как он рассказывает об этом группе заинтересованных студентов. В то время это произвело на меня сильнейшее впечатление, но, поскольку тогда у меня было мало данных, чтобы судить о подобном опыте, я запомнил это на будущее и сохранил запись его рассказа на пленке.
Несколько лет спустя, получив степень доктора философии, я стал преподавать в университете на востоке штата Северная Каролина. В рамках одного из курсов мои студенты читали диалог Платона «Федон», в котором в числе прочих затрагивается вопрос бессмертия. В лекциях я делал акцент на других доктринах, которые рассматривает в этом диалоге Платон, и не фокусировал внимание на обсуждении жизни после смерти. Однажды после занятия ко мне подошел один из студентов. Он спросил, нельзя ли нам обсудить проблему бессмертия. Его интересовал этот вопрос, потому что его бабушка пережила во время операции клиническую смерть и впоследствии поведала о потрясающем опыте. Я попросил его рассказать мне об этом и, к моему большому удивлению, услышал примерно о той же цепочке событий, о которой несколькими годами раньше говорил профессор психиатрии.
Тогда я стал более активно искать подобные случаи и включать данные о том, как люди переживали биологическую смерть, в курс философии. Однако я осторожничал и не упоминал на занятиях об этих двух конкретных случаях. По существу, я занял выжидательную позицию. Я рассуждал так: если такие рассказы — обычное дело, то, вероятно, я услышу больше, если просто в общих чертах затрону эту тему в философской дискуссии, покажу, что отношусь к вопросу с пониманием, и подожду. К моему изумлению, в каждой группе из приблизительно 30 студентов по крайней мере один человек подходил ко мне после занятия и рассказывал об околосмертном опыте.
С того момента, когда я заинтересовался этой темой, меня больше всего поражало невероятное сходство в этих рассказах, несмотря на то что о своем опыте говорили люди из самых разных религиозных и социальных групп, с разным уровнем образования. К тому моменту, когда я поступил на медицинский факультет в 1972 году, я собрал немаленькую коллекцию рассказов об околосмертном опыте и стал упоминать об этом неофициальном исследовании в разговорах с некоторыми знакомыми медиками. В конце концов мой друг уговорил меня сделать доклад на встрече в медицинском обществе, а за этой встречей последовали и другие публичные лекции. И вновь я обнаружил, что после каждой встречи ко мне подходили люди, чтобы поведать мне о собственном опыте.
