В южной части острова была Республика Гаити, где президентом стал генерал-мулат Александр Петион, а на севере, в Государстве Гаити, власть по-прежнему принадлежала Анри Кристофу. Подобное разделение произошло неспроста. Еще когда на острове существовало рабство, мулаты были в основном свободными и получали образование, некоторые даже за границей. Среди них были богатые плантаторы и просто зажиточные люди, юристы, врачи и инженеры. Мулаты считали, что они ближе к белым, чем к неграм, и вначале пытались лишь добиться равных прав с белыми. Но в силу того, что белые колонисты приняли это в штыки, мулаты заключили вынужденный союз с черными. Однако противоречия между ними остались.
Петр попал в северную часть острова, находившуюся под властью президента Анри Кристофа, у которого, как и у его предшественника, были диктаторские замашки. Анри Кристоф, вынужденный отдать часть ключевых должностей мулатам, не доверял им. Но в отличие от Дессалина, вырезавшего белое население острова, Анри Кристоф объявил, что бывшие колонисты могут возвратиться на Гаити и даже получить обратно часть своей собственности. Сделал он это не из сострадания к прежним колонистам, а в силу необходимости. Он хотел уменьшить влияние мулатов (которые благодаря своей образованности заняли все ключевые посты в обоих государствах острова), а также поскорее реанимировать ведущие отрасли экономики. Для восстановления прежних плантаций сахарного тростника нужны были огромные средства, ведь его не только выращивали, но и изготавливали из него сахар. Во время восстания были не только полностью сожжены жилые дома и хозяйственные постройки на плантациях, но и уничтожено оборудование для измельчения сахарного тростника, отжима и варки сока.
На острове не хватало специалистов, в том числе и опытных врачей, поэтому Петр больше не боялся за свою жизнь. Даже во время беспощадного истребления белого населения при Дессалине белых лекарей щадили, как и белых женщин, если они соглашались спать с черными. Впрочем, в большинстве случаев женщин брали силой. Среди погибших белых бóльшую часть составляли бедняки, которые никогда не были рабовладельцами, а «большие белые» успели вовремя покинуть остров.
Сорокапятилетняя Сандра, ухаживающая за больными в госпитале и ставшая помощницей Петра, охотно рассказывала о восстании. О том, как по ночам нападали на дома плантаторов и уничтожали не только хозяев и их семьи, но и чернокожих слуг, вина которых была лишь в том, что они жили чуть лучше, чем рабы на плантациях. Сандру спасло чудо. Той ночью у нее была встреча с любовником, работавшим на конюшне. Услышав шум и дикие крики и увидев огни факелов, они догадались, что случилось, и вырвались на лошадях из плотного кольца, окружившего господский дом. На следующий день они вернулись на пожарище и увидели нанизанные на колья головы хозяина и его домашних рабов.
Спутников Петра, бывших невольников, ждала незавидная участь – их заставили рубить на плантации сахарный тростник. Когда управляющий узнал о том, что Сисенгари владеет грамотой и, более того, умеет считать, его сразу же назначили помощником управляющего. Вскоре Жозеф стал одним из его приближенных, вызывая зависть у других негров. Но однажды управляющий вместе с ним уехал к начальнику округа и через несколько дней вернулся один. Он хмуро объяснил, что сметливый, грамотный негр понравился работникам канцелярии и начальник округа оставил его там. Петр понял, что Сисенгари очень ловкий малый и может сделать карьеру. На острове негр вновь стал называться своим христианским именем – Жозеф, а вместо фамилии использовал негритянское имя – Сисенгари. Впрочем, так поступали все чернокожие, которые не работали в поле.
Петр вспомнил, как на бригантине чуть было не началось кровавое побоище, после того как бывшим рабам предложили отправить тела их погибших товарищей за борт. О том, как Жозеф Сисенгари гневно заявлял, что он выборный вождь находившихся на судне африканцев и согласно их обычаям мертвые тела последуют вместе с живыми к новому месту жительства. Сейчас же он не раздумывая оставил своих соплеменников в тяжелых условиях, а сам живет припеваючи.
Работа при госпитале устраивала Петра. Его огорчало лишь то, что он никогда не сможет вырваться отсюда в цивилизованный мир и вынужден ковыряться в гнойничках и ранах чернокожих пациентов. Но если делать выбор между виселицей и лазаретом для чернокожих… В общем, он был вполне доволен выпавшей ему долей. С другой стороны, капитан и другие члены экипажа бригантины погибли, и больше никто из белых не знал ни о том, что он случайно убил старшего помощника капитана, ни о том, что он помог невольникам освободиться, захватить судно и полностью уничтожить команду. Так что теперь Петр вполне мог бы покинуть этот остров и вернуться к прежней жизни.
Благодарные больные подносили ему еду, ведь, в отличие от остальных, Петр не получал заработной платы. Когда он напомнил об этом управляющему, тот рассвирепел и стал извергать ругательства, хотя Петр знал, что, посылая его на одну из соседних плантаций к очередному больному, управляющий берет за это плату. За пределами плантации за Петром всегда следовал охранник, следивший за тем, чтобы белый лекарь не сбежал. Таким образом, Петр сам стал невольником у Ильяса Ферета, управляющего. Белых, выполняющих какую-либо работу, называли на острове «бланкс»; они не имели никаких прав. Полноправных чернокожих жителей Гаити именовали «негс».
Официальным языком в Государстве Гаити был креольский, а в Республике Гаити – французский. На креольском, смеси африканских наречий с отдельными французскими и испанскими словами, раньше общались между собой рабы. Анри Кристоф делал все, чтобы уничтожить память о колониальном прошлом, о рабстве и о связанной с этим Франции; ему хотелось, чтобы новые гаитяне выросли свободными людьми. Однако среди чиновников был больше распространен французский. Да и одежду зажиточные гаитяне предпочитали парижскую. Сам же Анри Кристоф наряжался в костюмы, которые почти полностью копировали одежду Наполеона.
Отношения Петра с работниками плантаций не всегда складывались гладко. Среди них были бывшие солдаты, с ностальгией вспоминавшие главнокомандующего Туссена и ругавшие Дессалина, при котором сюда попали. С их слов Петр понял: эти люди считали, что военное прошлое должно было обеспечить им безбедное существование, хотя сами были не готовы к мирной жизни. Не получив того, что они по праву считали своим, бывшие солдаты стали громко выражать недовольство, и их отправили обратно, туда, откуда они начинали свой жизненный путь, – на плантации сахарного тростника. Встречаясь с Петром, они свирепо вращали глазами и что-то бормотали по-креольски. Немного овладев этим языком, он понял, что они бранились и вспоминали старые денечки, когда любому белому можно было запросто выпустить кишки или отрезать голову.
За это время в соседнем городе Петру удалось собрать для госпиталя некоторые лекарства. Парадокс заключался в том, что кое-какие медикаменты хранились на городских складах близ портового города Пор-де-Пе, но некому было разобраться, для чего они. Узнав об этом, Петр выпросил у управляющего повозку с мулами, к которой тот приставил охрану, добавив: «На всякий случай!»
По его интонации Петр догадался: охрана нужна не столько для его защиты, сколько для того, чтобы за ним проследить. На поездку он потратил целый день; мулы, несмотря на щелкающий кнут, еле передвигали ноги. Пор-де-Пе оказался довольно большим, многолюдным, шумным городом, очень пыльным и грязным. Петру было странно и грустно видеть на его улицах только чернокожих.
