– Но с меня хватит! Видеть тебя не могу! Я не собираюсь надрываться, чтобы ты мог валять дурака. Хватит! Ты уволен, слышишь? Раз и навсегда. А потому убирайся вон! Чтоб я тебя здесь больше не видел. Убирайся!
Тристан, который все это время сохранял вид оскорбленного достоинства, гордо вышел из комнаты.
Изнемогая от смущения, я покосился на Зигфрида. Лицо у него пошло пятнами, и он, что-то бормоча себе под нос, барабанил пальцами по подлокотнику своего кресла.
Разрыв между братьями привел меня в ужас, и я почувствовал огромное облегчение, когда Зигфрид послал меня по вызову и у меня появился повод уйти.
Я вернулся уже совсем в темноте и свернул в проулок, чтобы поставить машину в гараж во дворе за садом. Скрип дверей всполошил грачей на вязах. С темных верхушек донеслось хлопанье крыльев и карканье. Потом все стихло. Я продолжал стоять и прислушиваться, как вдруг заметил у калитки сада темную фигуру. Фигура повернулась ко мне, и я узнал Тристана.
Меня вновь охватило невыразимое смущение. Беднягу одолевают горькие мысли, а я непрошено вторгаюсь в его одиночество.
– Мне очень жаль, что все так получилось, – пробормотал я неловко.
Кончик сигареты ярко зарделся, – по-видимому, Тристан сделал глубокую затяжку.
– А, все в порядке. Могло быть куда хуже.
– Хуже? Но ведь и так все достаточно скверно. Что вы думаете делать?
– Делать? О чем вы?
– Ну… Ведь он вас выгнал. Где вы будете ночевать?
– Да вы же ничего не поняли, – сказал Тристан, вынимая сигарету изо рта, и я увидел, как блеснули в улыбке белые зубы. – Не принимайте все так близко к сердцу. Ночевать я буду здесь, а утром спущусь к завтраку.
– Но ваш брат?
– Зигфрид? Он к тому времени все позабудет.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Он меня то и дело выгоняет и тут же забывает об этом. И все сошло отлично. Собственно, трудность была только с паразитологией.
Я уставился на темный силуэт передо мной. Снова вверху захлопали крылья грачей, и снова все стихло.
– С паразитологией?
– Если помните, я же сказал только, что с ней все в порядке. Но не уточнял.
– Так, значит…
Тристан тихонько засмеялся и похлопал меня по плечу:
– Вот именно. Паразитологию я тоже не сдал. Провалил оба экзамена. Но будьте спокойны, к Рождеству я сдам и то и другое.
Я не жалуюсь
Я плотнее закутался в одеяло, укрываясь от пронзительных телефонных трелей, будивших эхо в старинном доме.
После возвращения Тристана из колледжа миновало три недели, и жизнь в Скелдейл-хаусе вошла в более или менее постоянную колею. Обычно день начинался с телефонных трелей между семью и восемью часами – время, когда фермеры навещали утром свою скотину.
В доме был лишь один телефонный аппарат, и стоял он на полке в выложенном плиткой нижнем коридоре. Зигфрид строго-настрого запретил мне вскакивать с постели на ранние телефонные звонки. Обязанность эта возлагалась на Тристана. «Ответственное поручение пойдет ему на пользу», – подчеркнул Зигфрид категоричным тоном.
И вот я внимаю дребезжанию телефона. Оно продолжается, продолжается и словно бы становится громче. Из комнаты Тристана не доносится ни звука, ни шороха, и я ждал следующего акта ежедневной драмы. О нем возвестил оглушительный удар двери, затем на площадку выскочил Зигфрид и кинулся вниз, перепрыгивая через три ступеньки.
Затем – долгая тишина, и я представлял себе, как он трясется на ледяном сквозняке, как мерзнут его босые ноги на кафельных плитках, пока фермер неторопливо описывает симптомы приболевшей скотины. Затем трубка звякает о рычаг, бешеный топот ног вверх по ступенькам – Зигфрид устремляется к комнате брата.
Пронзительный скрип распахиваемой двери и яростный крик. Я улавливаю в нем злорадство. Значит, Тристан застукан в постели – бесспорная победа Зигфрида, а победы достаются ему редко. Обычно Тристан использует свое умение одеваться в мгновение ока и встречает Зигфрида при полном параде. Если он кончает завязывать галстук, а Зигфрид еще в пижаме, это обеспечивает ему заметное психологическое преимущество.
Но нынче утром Тристан слишком понадеялся на удачу: урывая еще лишние секунды сна, он задержался в кровати, где и был застигнут. До меня доносились крики:
– Почему ты не ответил на чертов звонок, как я тебе велел?! И не говори мне, что ты не только ленив, но и глух вдобавок! А ну, вылезай из-под одеяла! Ну же, ну!
Однако я знал, что Тристан быстро возьмет свое. Когда его застигали в кровати, он обычно выигрывал несколько очков, успевая расправиться с половиной завтрака, когда его брат еще только садился за стол.
Попозже я увидел, как перекосилось лицо Зигфрида, едва он вошел в столовую и увидел, что Тристан беззаботно дожевывает кусок жареного хлеба, прислонив свою «Дейли миррор» к кофейнику, – казалось, у Зигфрида внезапно разболелся зуб.
В результате атмосфера была несколько напряженной, и я с радостью ускользнул собираться: пора было ехать по вызовам. Узким коридором с таким знакомым и все равно волнующим запахом эфира и карболки и дальше через обнесенный стеной сад во двор, где стояли автомобили. Одно и то же каждое утро, но для меня всегда исполненное изумления. Я вышел навстречу солнечным лучам и аромату цветов словно бы впервые. Свежий воздух таил намек на благоухание вересковых пустошей. После пяти лет в тисках города было трудно воспринимать все это одновременно.
И я никогда не торопил эти минуты. Даже когда вызов был срочным, я не ускорял шага в проходе между плющом стены и длинной пристройкой к дому, где плети глицинии подбирались к крыше, а ее веточки и увядшие цветы заглядывали в каждую комнату. Затем мимо альпийской горки на широкий газон, пусть запущенный, но придающий прохладу и мягкость старой кирпичной кладке. По его краям в неупорядоченном изобилии буйствовали краски цветов, ведущих бой с джунглями бурьяна.
И дальше в розарий, затем к грядке со спаржей, толстые побеги которой уже превратились в высокие игольчатые листья. И дальше к клубнике и малине. И повсюду плодовые деревья. Их ветви низко нависают над дорожкой. У южной стены – шпалеры персиковых деревьев, грушевых, вишневых и сливовых, отвоевывающих место у вьющихся одичавших роз.
Пчелы жужжали над цветами, песенки дроздов соперничали с карканьем грачей на высоких вязах.
Я жил полной жизнью. Столько надо было узнать, столько доказать самому себе! Дни проносились молниеносно, ставя задачу за задачей, и самая их новизна была вызовом мне. Но не здесь, не в саду. Тут все словно бы замерло давным-давно. Я оглянулся, прежде чем выйти через калитку во двор. И словно увидел иллюстрацию в старинной книге: безлюдный одичалый сад и высокий безмолвный дом за ним. Мне просто не верилось, что я вижу их наяву, что я – часть их.
