Книга О всех созданиях – больших и малых, страница 15. Автор книги Джеймс Хэрриот

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «О всех созданиях – больших и малых»

Cтраница 15

Фрэнк с Джорджем оказались совсем не такими, как я ожидал. Закаленные работники, помогавшие мне на вызовах, были чаще смуглыми, худыми, жилистыми, а братья Копфилд были белокурыми, с гладкой, почти нежной кожей. Красавцы, примерно мои ровесники, с головами, которые казались маленькими, потому что плечи были такими широкими, а шеи такими могучими. Не особенно высокие, они выглядели весьма внушительно: по плечи засученные рукава открывали борцовские мышцы, а гетры плотно облегали мощные ноги. Оба были в деревянных башмаках.

Скот загнали в коровники, где только-только хватило места. Примерно двадцать пять коров стояли в длинном проходе. Я увидел неровную линию голов над жердями, пар, поднимающийся со спин и боков. Еще двадцать заняли старую конюшню, остальные прохаживались в двух загонах.

Я поглядел на черных полудиких животных, а они глядели на меня. Их налитые кровью глаза поблескивали за падающей на морду густой челкой. И все раздраженно хлестали хвостами по бокам.

Сделать каждой инъекцию точно в толщу кожи будет ох как непросто! Я обернулся к Фрэнку.

– А вы сможете удерживать этих чертовок на месте? – спросил я.

– Уж как-нибудь, черт дери, – ответил он невозмутимо, перебрасывая через плечо аркан.

Он и брат закурили сигареты и перелезли через жерди в проход, где стояли самые крупные животные. Я последовал за ними и вскоре убедился, что в историях, которых я наслышался о галловеях, не было ни капли преувеличений. Если я приближался спереди, огромная косматая голова угрожающе наклонялась, а если я пытался подойти сзади, они меня лягали, словно походя.

А вот братья меня поразили. Один набрасывал аркан, засовывал пальцы в ноздри животного, и оно молниеносно бросалось в сторону. Человека они мотали, будто тряпичную куклу, но братья не расслабляли хватки. Их светловолосые головы возникали над черными спинами и вновь нелепо исчезали; больше всего меня поражало, что на протяжении этих битв они продолжали попыхивать сигаретами.

Жара все росла; вскоре скотный двор превратился в настоящее пекло, и коровы, содержимое кишечника которых было жидковатым, поскольку питались они исключительно травой, то и дело задирали хвосты и выбрасывали гейзеры зеленовато-бурой жижи.

Процедура эта носила характер игры, и на того брата, который действовал в данный момент, сыпались подбодряющие возгласы: «Фрэнк, держи его крепче!», «Голову ему пригни, Джордж!». В наиболее трудные моменты братья ругались мягко и без злости: «А ну, слазь с моей ноги, стервозина!» Оба опустили руки и одобрительно захохотали, когда корова хлестнула меня по физиономии вонючим и мокрым хвостом. Не менее их позабавило, когда, пятясь от аркана, бычок врезался мне костлявым задом в живот, а я как раз наполнял шприц, подняв обе руки над головой. Я только успел крякнуть, как бычок решил повернуться в тесном проходе и чуть не размазал меня по жердям, точно муху. Глаза у меня вылезли на лоб, и я не мог понять, трещат ли жерди у меня за спиной или мои ребра.

На закуску мы оставили юных телят, а они оказались наиболее трудными. Мохнатые малыши брыкались, били задом, взвивались в воздух, отдавливали нам ноги и даже налетали на стены. Братья часто попросту ложились им на спину и так валили на пол, чтобы я мог сделать инъекцию, а почувствовав укол, телята высовывали языки, оглушительно мычали, и тут же доносился ответный рев встревоженных мамаш снаружи.

Было далеко за полдень, когда я, шатаясь, покинул скотный двор. Мне казалось, что я пробыл там по крайней мере месяц – в жаркой духоте, оглушительном шуме среди фонтанирующей навозной жижи.

Фрэнк и Джордж притащили ведро с водой, щетку и более или менее отчистили меня перед отъездом. В миле от их фермы я свернул на неогороженный проселок, выбрался из машины и рухнул на прохладный дерн склона. Широко раскинув руки, я вжался плечами под мокрой от пота рубашкой в жесткую траву и подставил себя душистому ветерку. Я щурился от солнца и смотрел на голубое небо, затянутое легкой дымкой.

Ребра у меня ныли, болели синяки на ногах, оставленные десятком острых копыт. И нельзя сказать, что от меня пахло розами. Я окончательно закрыл глаза и ухмыльнулся нелепой мысли: ведь каких-то полчаса назад я там занимался диагностикой возможного туберкулеза! Странный способ проведения научного исследования! И раз уж на то пошло, странный способ зарабатывать хлеб насущный!

Но ведь я бы мог сейчас сидеть в кабинете с окнами, закупоренными от выхлопных газов и уличного шума, а настольная лампа озаряла бы столбцы цифр, и на стене висел бы мой благопристойный котелок…

Я лениво открыл глаза и стал следить, как тень облака скользит по склонам по ту сторону зеленой долины. Нет-нет… Я не жалуюсь на свою судьбу, вовсе нет!

Лучшее средство вразумления

Неделю за неделей я трясся по проселкам в старенькой машине, совершая ежедневные объезды. Время летело незаметно, я уже хорошо узнал округу, люди обретали индивидуальные черты. Почти каждый день мне приходилось стоять у обочины, меняя проколотую шину. Все четыре покрышки были сношены до корда, и меня каждый раз удивляло, что я вообще хоть куда-то на них добираюсь.

Но машина могла похвастать и одним особым удобством – заржавелой сдвижной крышей. Она отвратительно скрипела, когда ее закрывали, но обычно я держал верх и окна открытыми, наслаждаясь душистым воздухом, который волнами накатывался на меня. В дождливые дни закрывать крышу не имело смысла – капли просачивались в местах соединений и растекались озерцами на моих коленях и на свободных сиденьях.

Я научился лихо объезжать лужи. Ехать напрямик не рекомендовалось: мутная вода фонтанчиками била сквозь дырки в полу.

Но лето стояло солнечное, и от долгих часов под открытым небом я загорел не хуже любого фермера. Даже заклеивать очередной прокол где-нибудь на пустынном проселке высоко над долиной было почти удовольствием: по соседству кружили кроншнепы, а ветер приносил снизу ароматы цветов и листвы. Впрочем, всегда нетрудно было найти предлог, чтобы вылезти из машины, раскинуться на упругой траве и утонуть взглядом в воздушных просторах над Йоркширом. Это были минутные передышки в стремительном течении жизни. Передышки, чтобы взглянуть на нее со стороны и оценить свои успехи. Все это было настолько не похоже на то, к чему я привык, что я даже растерялся. Деревенская глушь после юности, промелькнувшей в суматохе большого города, свобода, сменившая необходимость заниматься и сдавать экзамены, работа, которая ежедневно ставила передо мной неожиданные и интересные задачи. Не говоря уж о моем патроне.

Зигфрид Фарнон неутомимо объезжал клиентов с утра до ночи, и я часто недоумевал, что его к этому понуждает. Уж, во всяком случае, не любовь к деньгам, к которым он относился с полным пренебрежением. После оплаты счетов наличные засовывались в пинтовую кружку на каминной полке, и, когда они ему требовались, он вытаскивал их оттуда не глядя. Ни разу я не видел, чтобы он воспользовался кошельком, но карманы у него вздувались от множества монет и смятых банкнот. Когда он доставал термометр, они взметывались снежным вихрем.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация