В окно главной опочивальни влетел ветерок. Эда перевернулась.
Она сама проследила, чтобы доктор Бурн с помощниками прокипятили все, чему предстояло коснуться Сабран, но этого оказалось мало. Началось воспаление. Раненую била лихорадка, много дней она провела на грани жизни и смерти – но еще боролась. Она боролась за жизнь, как Глориан Защитница.
В конце концов Сабран, срывая ногти, выползла на край могилы, истощенная душой и телом. Когда у нее начался жар, королевский врач заключил, что извлеченная из ее тела колючка прилетела от высшего западника. Боясь чумы, он послал за коллегой из Ментендона, разбиравшейся в драконьей анатомии. Та вынесла приговор, повторить который не поворачивался язык.
Королева Иниса избежала чумы, но ей больше никогда не родить живого ребенка.
В комнату снова ворвался сквозняк. Эда, поднявшись, затворила окно.
Полночное небо испещрили звезды. Под ними мерцал огоньками факелов Аскалон. Кто-то в городе не спал, молясь о защите от врага, прозванного в народе Белым Змеем.
Там не знали того, что ужасало герцогов Духа и дам опочивальни. Кроме королевского врача, самая опасная в мире тайна была доверена только им.
Род Беретнет прервется на Сабран Девятой.
Эда поправила свечной фитиль и зажгла свечу заново от угля в камине. После пришествия Белого Змея Сабран еще больше стала бояться темноты.
Собранные по всему миру отрывочные свидетельства прошлого сходились в том, что высших западников было всего пять. Их изображения сохранились в пещерах Ментендона и в бестиариях, созданных после Горя Веков.
Согласно этим свидетельствам, зеленых глаз не было ни у одного из пяти.
– Эда…
Она оглянулась через плечо. Увидела сквозь прозрачные занавеси силуэт привставшей на кровати Сабран.
– Королева?
– Открой окно.
Эда поставила свечу на каминную полку:
– Ты простудишься.
– Хоть я и бесплодна, – огрызнулась Сабран, – но, пока дышу, я твоя королева. Делай что велено.
– Ты еще не поправилась. Если погибнешь от простуды, главный секретарь снимет с меня голову.
– Проклятая упрямица! Если не будешь слушаться, твоя сучья голова достанется мне.
– Мне не жалко. Много ли с нее проку, после того как она распрощается с шеей?
Сабран развернулась к ней:
– Я тебя убью. – У нее на шее вздулись жилы. – Презираю вас всех, вороны крикливые. Все вы только и думаете, что́ бы у меня выклевать. Пенсионы, поместья, наследницу… – Голос у нее сорвался. – Будьте вы все прокляты. Лучше броситься с Алебастровой башни, чем глотать вашу жалость.
– Хватит! – прикрикнула Эда. – Ты не маленькая. Прекрати скулить.
– Открой окно.
– Встань и открой сама.
Сабран тихо, угрюмо рассмеялась:
– Я могла бы тебя сжечь за такую наглость.
– Если это поднимет тебя с постели, я стану плясать на костре.
Башенные часы отбили два удара. Сабран снова упала на подушки.
– Я должна была умереть в родах, – прошептала она. – Должна была дать жизнь Глориан. И отдать свою.
Ее груди еще много дней после потери сочились молоком, и живот сохранил округлость. Она стремилась к здоровью, а тело не желало, чтобы рана затянулась.
Эда зажгла еще две свечи. У нее грудь разрывалась от жалости к Сабран, но нельзя было потакать этим припадкам ненависти к себе. Потомки Беретнета страдали недугом, который в Инисе называли головной скорбью, – приступами тоски, у которой не всегда имелись явные корни. Карнелиан Пятую прозвали Печальной Голубкой, и при дворе шептались, что она утопилась в реке. Комб поручил дамам опочивальни проследить, чтобы Сабран не пошла той же дорогой.
Если бы подлететь мотыльком к окну камеры Совета… Кто-то из герцогов Духа наверняка требовал утаить правду. Подушечки под одеждой. Безродный младенец с черными волосами и нефритовыми глазами. Кто-то мог и одобрить эту мысль, но в целом для Совета невыносимо было склониться перед кем-то, кроме Беретнетов.
– Я была уверена… – Сабран зажала в кулаки свои волосы. – Я знаю, Святой меня любил. Я изгнала Фиридела. Почему он теперь от меня отвернулся?
Эду глодало чувство вины. Ее защита обернулась обманом.
– Королева, – сказала она, – ты не должна терять веру. Не годится терзать себя…
Ее прервал новый безрадостный смешок.
– Ты совсем как Роз. Мне вторая Роз не нужна. – Сабран крепче стиснула кулаки. – Скажешь, я должна думать о чем-нибудь светлом? Так говорит Роз. Ну, о чем мне подумать, Эда? О мертвом супруге, о бесплодном чреве, о том, что Безымянный неизбежно придет?
Эда заставила себя, встав на колени, заняться камином.
Сабран в эти дни говорила мало, но каждое ее слово отзывалось для кого-то обидой. Она бранила Розлайн за молчание. Она донимала приносивших ей еду фрейлин. Она довела до слез девочку-пажа, прогнав ее с глаз.
– Я стану последней из Беретнетов. Я погубила свой род. – Сабран комкала в кулаках простыни. – Это из-за меня. Я слишком долго оттягивала рождение ребенка. Пыталась обойтись без него.
Голос ее был тих, почти неслышен.
Эда подошла к королеве. Отодвинула занавесь и села на край ложа. Сабран полусидела, баюкая израненное лоно.
– Я только о себе думала. Я хотела… – Сабран потянула носом. – Я просила Никлайса Рооза изготовить для меня эликсир, который сохранил бы мне молодость, чтобы не пришлось рожать. А когда он не сумел, – шепнула она, – я изгнала его на Восток.
– Сабран…
– Я обратилась спиной к рыцарю Щедрости, который был так добр ко мне. Ничего не пожелала отдать в ответ.
– Прекрати, – твердо сказала Эда. – Ты несла тяжелую ношу, и несла ее стойко.
– Это божественное призвание. – Щеки Сабран блестели от слез. – Больше тысячи лет правления одного рода. Тридцать шесть женщин дома Беретнет вынашивали для Иниса дочерей. Почему я не сумела? – Она зажала живот ладонью. – Почему так вышло?
В ответ Эда бережно взяла ее за подбородок.
– Тут нет твоей вины, – сказала она. – Запомни, Сабран. Твоя совесть чиста.
Сабран отпрянула от прикосновения.
– Совет Добродетелей испытает все средства, но мой народ не так глуп, – заговорила она. – Правда выйдет наружу. Лишившись основания, Добродетели рухнут. Погибнет вера в Святого. Опустеют святилища.
Ее пророчество отдавало правдой. Эда и сама знала, каким смятением обернется падение Добродетелей. Отчасти потому ее сюда и прислали. Ради сохранения порядка.
Она не справилась.
– Мне нет места в небесном чертоге, – говорила Сабран. – Когда я лягу гнить в земле, все герцоги Духа, наследники Святого Союза, предъявят права на мой трон. – У нее вырвался безрадостный вздох-смешок. – Может быть, они даже не станут ждать моей смерти, чтобы затеять междоусобицу. Они верят, что в моих силах связать Безымянного, но теперь эта сила кончится с моей смертью.
