– Значит, им выгодно тебя беречь, – попыталась утешить ее Эда. – Выиграть время на подготовку.
– Сберечь – возможно, но не оставить на троне. Кое-кто уже сейчас наверняка задается вопросом, не пора ли действовать. Выбрать нового правителя, пока не вернулся нам на погибель Фиридел. – Голос Сабран звучал гулко и пусто. – Они спросят себя, много ли правды в легенде, на которой стоит моя власть. Я и сама не знаю. – Ее ладонь снова скользнула к животу. – Я доказала, что есмь лишь плоть.
Эда покачала головой.
– Они заставят меня выбрать среди них преемника. И даже если я соглашусь, другие могут оспорить мой выбор, – говорила Сабран. – Знать страны встанет под знамена кто одного претендента, кто другого. Инис расколется. Когда он ослабеет, вернется драконье воинство. И за него встанет Искалин. – Она закрыла глаза. – Я не могу этого видеть, Эда. Не могу смотреть, как гибнет королевство.
Королева, конечно, с самого начала страшилась такого исхода.
– Она была такой… хрупкой, Глориан… – хрипло выдохнула Сабран. – Как жилки листа, когда зелень его покинула. – Она уставилась в пустоту. – Они не хотели мне показывать, но я видела.
Будь на месте Эды другая дама, стала бы уверять, что дитя теперь в небесном чертоге. Розлайн нарисовала бы картину счастливого черноволосого дитяти на руках Галиана Беретнета в зале Халгалланта.
Эда промолчала. Такая картина не уймет ее горя. Рано.
Она нащупала ледяную руку и стала греть ее в ладонях. Дрожащая на просторном ложе Сабран больше походила на потерявшегося ребенка, чем на королеву.
– Эда, в том сундуке лежит кошель с золотом. Ступай в город, на черный рынок. Там продают яд «вдовица».
Эда перестала дышать.
– Не будь дурой, – прошептала она.
– Ты смела назвать Беретнет дурой!
– Как же иначе, если ты говоришь как дура.
– Об этом, – сказала Сабран, – тебя просит не твоя королева, а кающаяся грешница.
Лицо у нее осунулось, подбородок задрожал.
– Я не могу жить, зная, что мой народ обречен гибели от Безымянного или во внутренних распрях. Мне уже не знать мира с собой. – Она снова взяла Эду за руку. – Я думала, ты поймешь. Думала, поможешь мне.
– Я понимаю лучше, чем ты думаешь. – Эда накрыла ладонью ее щеку, заглянула в глаза. – Ты не виновата. Пусть ты королева, но все же только человек.
Улыбка Сабран разорвала ей сердце.
– Это и значит – быть королевой, Эда, – сказала она. – Мое тело и государство – одно.
– Значит, нельзя убить тело ради государства. – Эда не отпускала ее взгляда. – Так что нет, Сабран Беретнет. Я не дам тебе яда. Ни теперь. Никогда.
Эти слова вырвались из уголка души, который она пыталась держать под замком. Который хотела бы вовсе отсечь.
Такого лица Эда еще не видела у Сабран. Пропала тоска, оставив настороженное, любопытное внимание. Эда различала каждую зеленую точку в ее глазах, каждую ресницу, пойманное в зрачки отражение свечи. Отблеск огня плясал на ее плечах. Когда Эда потянулась к нему пальцами, Сабран припала к ее руке.
– Эда, – сказала она, – побудь со мной.
Ее голос был почти не слышен, но Эда ощутила каждое слово всем телом. Их губы сблизились. Дыхание стало прерывистым. Эда не смела шевельнуться из страха разбить этот миг. Ее кожа сделалась нежной и жаждала прикосновений Сабран.
Сабран взяла ее лицо в ладони. В ее взгляде был вопрос и страх перед ответом.
Черные волосы коснулись ее ключицы, и тогда Эда вспомнила настоятельницу, апельсиновое дерево. Она задумалась, что сказал бы Кассар, узнав, как поет ее кровь о самозванке, молящейся пустой могиле Матери. Об отродье Галиана Обманщика. Сабран притянула ее ближе, и Эда поцеловала королеву Иниса, как целовала бы любовника.
Ее тело обратилось в стеклянную нить. В едва открывшийся миру цветок. Когда Сабран губами открыла ей губы, Эда задохнулась от остроты понимания, что этого она хотела много месяцев. Лежа рядом с Сабран. Выслушивая ее тайны. Пряча розу ей под подушку. Это открытие потрясло ее до глубины души, но и воспламенило тоже.
Они замерли. Губы, едва соприкоснувшись, медлили.
Сердце забилось, переполнившись. Поначалу она не смела дышать – даже легчайшее дыхание могло разделить их, – но вот Сабран обняла ее, надтреснутым голосом выговорила ее имя. Эда ощутила, что трепет сердца снова принадлежит ей. Мягкий и частый трепет бабочки.
Она заблудилась, и нашла себя, и блуждала где-то – все разом. Ее пальцы, ведомые инстинктом, запоминали карту кожи Сабран. Они проследили шрам вверх по бедру, нашли путь среди волосков, пробрались под разбухшие груди.
Сабран отодвинулась, чтобы видеть ее. Перед Эдой мелькнуло освещенное свечами лицо – гладкий лоб, темные, решительные глаза, – а потом они снова сблизились, и горячий, небывалый поцелуй создавал мир и рождал вспышки звезд на губах. Они превратились в соты, полные секретов, в сложный и хрупкий лабиринт. Эда задрожала, приветствуя ночь всей кожей.
Она ощутила, как волна мурашек прошла по телу Сабран. Рубашка соскользнула с ее плеч и ниже, задержалась на бедрах, позволив Эде провести пальцем по позвоночнику и обнять ладонями изгиб талии. Она целовала шею и кожу за ушком, а Сабран выдыхала ее имя, запрокинув голову. Открывшуюся впадинку под горлом заполнил молоком лунный свет.
Молчание главной опочивальни было бескрайним. Бескрайним, как ночь со всеми ее звездами. Эда слышала каждый шорох шелка, каждое касание руки на ткани или коже. Они страшились дышать, предчувствуя стук в дверь, звук ключа в замке, свет факелов, что обнажат их союз. От них разгорелся бы пожар скандала и неминуемо опалил бы обеих.
Но Эда звала огонь другом и готова была броситься в самый жар ради Сабран Беретнет, за одну только ночь с нею. Пусть себе приходят с мечами и факелами.
Пусть.
Потом они лежали в лучах кровавой луны. Королева Иниса впервые за четырнадцать лет уснула без свечи.
Эда смотрела на балдахин. Теперь она знала одно, и это одно вытеснило из головы все остальное.
Чего бы ни требовала обитель, она не сможет оставить Сабран.
Королева шевельнулась в глубоком сне, и Эда вдохнула ее запах. Мыльночашница и сирень, сплетенная с гвоздичным ароматом помады. Эда замечталась о побеге в Млечную лагуну – сказочное место, где ее никогда не отыщет ее имя.
Несбыточная мечта.
Главную опочивальню пронизал косой луч. Эда не сразу ощутила переплетенное с ней тело Сабран. Черное озеро волос на подушке. Кожа к коже, кожа к коже. Луч солнца еще не добрался до кровати, но уже согревал. Она ни о чем не жалела. Смятение было, и птичьи крылья в животе, но не было желания повернуть время вспять.
Потом в дверь постучали, и словно тень прошла по солнцу.
