– Тише, – шептала она, утешая вздрагивающего мерина. – Тише, Отважный. Мертвые уснули на песке.
Судя по всему, драконье отродье, атаковавшее город, перебили артиллерией и мечом. Сабран скоро об этом доложат. Хорошо, что королева рассредоточила корабли по всем портам Иниса, не то ее флот сгорел бы целиком.
Эда подошла к воде. Ветер сдул с головы ее капюшон, остудил потный лоб. Гавань Гнездовья всегда была полна судов, но ни одно не избежало пожара. Даже уцелевшим требовалась починка до выхода в море. Не пострадала только одна гребная шлюпка.
– Заблудилась, а?
Эда не раздумывая выхватила нож и развернулась, готовясь к броску. Женщина подняла руки:
– Спокойно. – Ее лицо скрывала широкополая шляпа. – Спокойно.
– Ты кто, искалинка?
– Эстина Мелаго. С «Розы вечности». – Женщина вздернула бровь. – Ты малость опоздала к отплытию, а?
– Вижу. Это, как я понимаю, твоя лодка?
– Моя.
– Возьмешь меня? – Эда вложила нож в ножны. – Мне нужно в Зидюр.
Мелаго оглядела ее с головы до пят:
– Как тебя называть?
– Мег.
– Мег… – улыбнулась женщина, показывая, что не требует правды. – Судя по грязи на плаще, ты скакала не один день. И, судя по лицу, почти не спала.
– Поскачешь, когда за твоей головой охотится Ночной Ястреб.
Мелаго ухмыльнулась, показав щербину между зубами:
– Опять враг Ночного Ястреба. Пора ему брать нас на жалованье.
– Ты о чем?
– Да так… – Мелаго махнула рукой в открытое море. – Корабль там. Обычно я беру монету за безопасный проезд, но, когда в небе столько змеев, мы, пожалуй, должны быть добрее друг к другу.
– Сладкие речи для пиратки.
– Я пиратствую больше по необходимости, а не по желанию, Мег. – Мелаго смотрела на серые волны. – Лошадь придется оставить.
– Лошадь, – отрезала Эда, – будет со мной.
– Не вынуждай меня тебя бросить, Мег. Порт закрыт. – Увидев, как она гладит Отважного, Мелаго вздохнула, скрестив руки на груди. – Придется подвести корабль к берегу. Капитан потребует платы, не за тебя, так за него.
Эда бросила ей кошелек. На Юге инисские монеты будут ей ни к чему.
– Я не прошу милостыни, пиратка, – сказала она.
Путь до Ментендона был недолог. Эда легла на койку, пыталась уснуть. Когда это удавалось, ее донимали беспокойные сновидения о Сабран и безликом Чашнике. Когда не удавалось, она бродила по палубе, разглядывала хрусталики звезд над парусами, позволяя им успокоить душу.
Капитан, которого звали Гиан Харло, вышел из своей каюты покурить трубку. По слухам, этого человека любила королева-мать. Темные глаза, суровая складка губ, оспины на лбу и на щеках. Его словно вытесал из скалы морской ветер.
Их взгляды встретились, и Харло кивнул. Эда ответила ему.
С первым светом на пепельном горизонте показалась клякса Зидюра. Здесь провела детство Трюд, здесь она выносила свои опасные замыслы. И здесь звезды предсказали смерть Обрехта Льевелина.
Эстина Мелаго подошла к стоявшей на баке Эде.
– Осторожнее там, – посоветовала она. – До Эрсира скакать и скакать, а в этих горах водятся змеи.
– Змеев я не боюсь. – Эда кивнула ей. – Спасибо тебе, Мелаго. Прощай.
– Прощай, Мег. – Мелаго опустила поля шляпы и отвернулась. – Счастливо добраться.
Порт Зидюр, зажатый с запада морем, а с востока рекой Балрон, напоминал наконечник стрелы. Северную его часть рассекали каналы, над ними ровными рядами стояли изящные здания. Эда всего раз проезжала через город, направляясь с Кассаром в Инис. Дома здесь строились по ментской традиции, с циферблатами часов на фронтонах. Над центром города поднимались кружевные шпили портового святилища.
Теперь ей долго не видать святилищ.
Сев в седло, она направила Отважного мимо рынков и книжных лавок к соляному тракту, который приведет ее в столицу. Через несколько дней она будет в Бригстаде, а оттуда прямой путь в Эрсир – подальше от двора, который она так долго морочила. От Запада.
И от Сабран.
III. Ведьма, оставшаяся в живых
[1]
Засохли все лавровые деревья,
Грозя созвездьям, блещут метеоры…
[2]
Уильям Шекспир
38
Восток
Каждое утро громогласно звонил гонг. Заслышав его, ученые Пухового острова сворачивали свои постели и тянулись к купальне. Омывшись, они шли к совместной трапезе, а потом, пока не проснулись старцы, проводили час в самопознании и размышлениях. Этот час дня она любила больше всего.
Она стояла на коленях перед образом великого Квирики. Вода стекала по стенам пещеры и падала в пруд. Только светильник отгораживал ее от темноты.
Эта статуя великого Древнего была не похожа на другие, перед которыми она молилась в Южном доме. Части его тела напоминали о некоторых обличьях, которые Квирики принимал при жизни: оленьи рога, птичьи когти, змеиный хвост.
Звон железной ноги по камню не сразу дошел до сознания Тани. Поднявшись, она увидела у входа в грот старца Вару.
– Ученая Тани, – поклонился он. – Прости, что прервал твои размышления.
Она ответила поклоном.
Почти все обитатели Крыльчатого дома считали старца Вару чудаком. Тощий, с темной дубленой кожей, с пучками морщин у глаз, он всегда находил для нее улыбку и доброе слово. Главной его обязанностью было хранение архивов и управление ими, но, когда надо, он занимался и лечением.
– Не окажешь ли мне честь зайти нынче утром ко мне в хранилище? – спросил он. – Кто-нибудь заменит тебя в обычных делах. И прошу тебя, – добавил он, – не спеши.
Тани засомневалась:
– Меня не допускают к архивам.
– Ну а сегодня допустят.
Он ушел, не дав ей ответить. Тани снова медленно опустилась на колени.
Только в этом гроте ей удавалось забыться. Скала за водопадом была, как сотами, изрыта пещерками, в которых находилось место для всех сейкинцев с этого конца острова.
Она погасила ароматическую палочку и поклонилась статуе. В ответ блеснули глаза из драгоценных камней.
