Сабран смотрела в огонь.
– Я открылась тебе, сколько можно было, – глядя на нее, продолжала Эда. – Еще бы два слова, ты послала бы меня на казнь.
– По-твоему, я тиран?
– По-моему, ты – самодовольная дуреха с тупой, как булыжник, головой. И я не променяю тебя на целый мир.
Сабран наконец повернулась к ней.
– Скажи, Эдаз ак-Нара, – тихо спросила она, – я совсем дура, если все еще хочу тебя?
Эда шагнула к ней:
– Не больше, чем я, – что люблю тебя, как люблю.
Она потянулась к Сабран, убрала ей за ухо прядь волос. Сабран смотрела ей в глаза.
Они постояли лицом к лицу, едва касаясь друг друга. Наконец Сабран взяла Эду за руки и положила их себе на талию. Эда, погладив ее по бокам, принялась расстегивать корсет. Сабран следила за ней. Эде хотелось бы продлить танец свечи, упиться долгим восхождением к близости, но ее тяга была слишком сильна. Пальцы подцепляли петли, один за другим вытягивали крючки, и вот уже корсет раскрылся, упал, оставив Сабран в сорочке. Эда спустила с ее плеч шелковые бретельки и положила ладони на бедра.
Сабран стояла нагая в полутьме. Эда впивала в себя ее тело, волосы, светящиеся изнутри глаза.
Разделявшее их пространство исчезло. Теперь крючки расстегивала Сабран. Эда, закрыв глаза, позволила ей раздевать себя.
Они обнялись, как супруги в первую ночь. Когда Сабран коснулась губами кожи за ушной раковиной, Эда склонила голову ей на плечо. Руки Сабран скользнули по ее спине.
Эда опустила ее на постель. Жадные губы припали к ее губам. Сабран выдохнула ее имя. Казалось, с прошлого раза прошли века.
Они сплетались среди меховых покрывал и накидок, задыхались, горели. Эда, дрожа от предвкушения, заново до мелочей узнавала женщину, оставленную ею за спиной. Ее скулы и чуть вздернутый нос. Ее гладкий лоб. Колонну шеи и ямочку в ее основании. Двойную ложбинку у основания спины, словно проведенную кончиками пальцев. Сабран отомкнула ее губы своими, и Эда целовала ее, словно больше ей ничего не оставалось на этой земле. Словно своими объятиями они могли сдержать приход Безымянного.
Языки их танцевали павану в такт с бедрами. Эда, пригнув голову, касалась губами тонких косточек ключиц, розовых бутонов груди. Она целовала ей живот, с которого сошли наконец синяки. Остался один след истины – шов под пупком.
Сабран баюкала в ладонях ее лицо. Эда заглядывала в глаза, которые преследовали ее в пути, которые звали и сейчас. Пальцами она проследила шрам на внутренней стороне бедра, нашла росу там, где оно встречалось с другим.
Потом Сабран поймала ее запястья и с озорной улыбкой повернула ее на спину. Ее волосы затмили огоньки свечей. Ладони Эды, обогнув талию, сомкнулись на спине и затянули Сабран в лощину между ногами. Желание горело в ней огнем. Сабран подхватила ее под ягодицы, легко поцеловала каждую грудь.
Конечно, это беспокойная греза. Эда за обладание этой женщиной готова была отдаться на милость пустыни.
Сабран двигалась все ниже. Эда прикрыла глаза, дыхание сперло у нее в груди. Она всеми доступными ей чувствами принимала сияние ощущений. Огненная кожа. Мыльночашница и гвоздика. К тому времени как пальцы погладили ей пупок, Эда вся натянулась, дрожала, блестела от пота. И ее тело выгнулось навстречу мягким губам, исследующим тайны ее бедер.
Каждая жилка в ней была струной вёрджинела, тоскующей по пальцам музыканта. Все ее чувства стягивались к центру, в котором была Сабран Беретнет, и каждое прикосновение отзывалось в костях.
– Я не твоя королева, – защекотал ей кожу шепот Сабран, – но я твоя. – (Эда пальцами расчесала темноту ее волос.) – И ты еще узнаешь, что я тоже умею отдавать.
Они уснули не раньше, чем стали неподъемно тяжелы веки и насытилось их желание. Перед рассветом их разбудила дробь дождя по стеклу, и они снова нашли друг друга в розовом свете углей.
Потом они лежали, слившись под одеялами.
– Ты должна остаться моей дамой опочивальни, – прошептала Сабран. – Ради этого. Ради нас.
Эда уставилась в каменную резьбу потолка.
– Я могу сыграть роль виконтессы Нурты, – сказала она. – Но это всегда останется лишь ролью.
– Знаю. – Сабран смотрела в темноту. – Я влюбилась в роль, которую ты играла.
Эда не хотела принимать эти слова близко к сердцу, но Сабран всегда умела к нему пробиться.
Кассар вылепил Эду Дариан, и она так слилась с подделкой, что обманула всех. Сейчас ей впервые стали понятны глубина предательства и смятение, которого не могла не чувствовать Сабран.
Та взяла Эду за руку, провела пальцем по пальцу. По пальцу с кольцом из лунного камня:
– Раньше ты такого не носила.
Эда почти засыпала.
– Это символ обители, – сказала она. – Кольцо драконоборцев.
– Ты, значит, уже убивала драконов?
– Очень давно. Я помогла сестре Йонду убить виверну, проснувшуюся в Господних Клинках.
– Сколько же тебе было?
– Пятнадцать.
Сабран рассматривала кольцо.
– Я долго не могла поверить в твой рассказ о Галиане и Клеолинде. Я всю жизнь молилась им обоим, – тихо проговорила она. – Если правдива твоя история, я их обоих не знала.
Эда обняла ее, прижала к себе.
– Ты поверила? – спросила она. – Ты же знаешь, доказательств у меня нет.
– Знаю. – Сабран ткнулась в нее носом. – Мне понадобится время, чтобы это принять… но я не замыкаю разум перед мыслью, что Галиан Беретнет был лишь человеком из плоти и крови.
Она задышала тише. Эда даже подумала, что уснула. Потом Сабран пробормотала:
– Я боюсь войны, которой жаждет Фиридел. – Она сплела с ней пальцы. – И тени Безымянного.
Эда другой рукой погладила ее по волосам.
– Скоро я обращусь к народу. Люди должны узнать, что я встану против драконьего воинства и что есть способ раз и навсегда покончить с этой угрозой. Если ты отыщешь Истинный Меч, я покажу его людям. Чтобы воодушевить их. – Сабран подняла голову. – Ты мечтаешь победить Безымянного. А если победишь, что будешь делать дальше?
Эда опустила веки. Она очень старалась не задаваться этим вопросом.
– Обитель основали, чтобы сдержать Безымянного, – сказала она. – Если я его свяжу… пожалуй, вольна буду делать что хочу.
Странное молчание легло между ними. Они долго лежали в тишине, пока Сабран, шевельнувшись, не повернулась к ней спиной.
– Сабран… – Эда не потянулась за ней. – Что случилось?
– Жарко.
Ее голос звенел броней. Эда, лицом к ее спине, постаралась уснуть. Она не имела права выспрашивать.
Когда она проснулась, еще не рассвело. Сабран лежала тихо, как мертвая.
