– Папа, – заговорила Маргрет, выпрямляясь, – ты помнишь Эду?
Темные глаза оглядели Эду из-под тяжелых век. Такие же добрые, как ей помнилось.
– Эда, – сипловато проговорил он. – Надо же, Эда Дариан!
Граф протянул к ней руку, и Эда поцеловала кольцо с печатью.
– Как я рад тебя видеть, дитя. Ты еще не вышла за моего сына?
Знал ли он об изгнании Лота?
– Нет, мой господин, – мягко отозвалась она. – Мы с Лотом любим друг друга иначе.
Он в ответ наморщил лоб, лицо стало бессмысленным. Маргрет, взяв его в ладони, развернула к себе.
– Папа, – сказала она, – мама говорит, ты меня звал.
Граф Кларент моргнул.
– Сказать… – Он медленно закивал. – Да. Должен сказать тебе важную вещь, Маргрет.
– Поэтому я здесь.
– Тогда слушай тайну. Лот умер, – дрожащим голосом произнес он, – так что наследница теперь ты. Это только для наследников Златбука. – Морщины у него на лбу стали глубже. – Лот ведь умер?
Должно быть, он забыл о возвращении сына. Маргрет, оглянувшись на Эду, снова повернулась к отцу, погладила пальцами его скулы.
Им надо было оставить его в убеждении, что Лот умер. Иначе не узнать, где скрыт меч.
– Его… признали умершим, папа, – тихо согласилась Маргрет. – Я наследница.
Лицо графа утонуло в ладонях дочери. Эда понимала, как больно Маргрет произносить перед ним эту ложь, но, чтобы вызвать Лота из Аскалона, потребовался бы лишний день, а как знать, был ли у них этот день.
– Если Лот умер, тогда… тогда его должна принять ты, Маргрет, – со слезами на глазах проговорил Кларент. – Гильдестеррон.
Это слово словно ударило Эду под дых.
– Гильдестеррон, – пробормотала Маргрет. – Аскалон.
– Когда я стал графом Златбука, твоя благородная бабка мне рассказала. – Кларент не выпускал ее рук. – Чтобы я передал своим детям, а ты своим. На случай, если она за ним вернется.
– Она? – повторила Эда. – Граф Кларент, кто?
– Она. Лесная хозяйка.
Калайба.
«Я много веков искала Аскалон, но Галиан хорошо его спрятал».
Кларент вдруг заволновался. Со страхом взглянул на них.
– Я вас не знаю, – прошептал он. – Кто вы такие?
– Папа, – поспешно утешила его дочь, – я Маргрет. – Видя в его глазах смятение, она добавила дрожащим голосом: – Папа, умоляю, останься со мной. Если ты сейчас не скажешь, все канет в туман твоей памяти. – Она сжала ему руки. – Пожалуйста, скажи, где спрятан Аскалон.
Он вцепился в нее как телесное воплощение памяти. Маргрет не шевельнулась, когда граф потянулся губами к ее уху. У Эды колотилось сердце. Она следила за каждым движением этих губ.
В этот миг открылась дверь, вошла дама Аннес.
– Тебе пора принимать сонную воду, Кларент, – сказала она. – Маргрет, ему нужен отдых.
Кларент стиснул руками голову:
– Сын мой! – Плечи у него вздрагивали. – Мой сын умер.
Дама Аннес, наморщив лоб, шагнула к нему:
– Нет, Кларент, пришло доброе известие. Лот вернулся…
– Мой сын умер.
Его сотрясали рыдания. Маргрет зажала ладонью рот, смотрела мокрыми от слез глазами. Эда, взяв ее за локоть, вывела из комнаты, оставив даму Аннес утешать супруга.
– Как я могла ему такое сказать? – глухо проговорила Маргрет.
– Иначе нельзя было.
Маргрет кивнула. Утирая заплаканные глаза, она потащила Эду в спальню, откопала перо и пергамент и быстро стала писать.
– Пока не забыла, – бормотала она.
Ты знаешь меня из песен. Правды не ведают песни.
Там я лежу, куда не заглянут звезды.
Выкован я в огне и порожден кометой.
Я над листвой, лежу под корнями леса.
Вера в меня потухла, дары прогнили,
Огонь погаси, взломай камень,
Верни мне свободу.
– Опять загадка, пропади они пропадом! – Должно быть, сказалось напряжение этих дней, только Эда была вне себя от злости. – Прокляни Мать этих древних с их загадками, некогда нам…
– Я знаю разгадку. – Маргрет уже прятала пергамент за корсаж. – И знаю, где искать Аскалон. Идем.
Маргрет предупредила дворецкого, что они собрались на вечернюю прогулку: пусть дама Аннес их не дожидается. А еще попросила у него по лопате для каждой. Конюший принес лопаты, заседлал им двух быстрых лошадей и прикрепил к седлам фонари.
Закутавшись в теплые плащи, женщины вскачь выехали из Кручи. Маргрет только и сказала Эде, что они едут в сторону Златбука. Путь туда лежал по старой похоронной дороге. Ее завалило снегом, но Маргрет хорошо знала эти места.
Во времена королей умерших из Златбука и других придорожных селений несли хоронить в не существующий больше город Арондин. Теперь по весне тем же путем с молениями двигались босоногие пилигримы. В конце пути они складывали приношения на место, где стоял когда-то дом Беретнетов. Эда с Маргрет проехали под корявыми дубами, по полянам, мимо круга камней, стоявших на этом месте с зари Иниса.
– Маргрет, – подала голос Эда. – Что означает загадка?
– Я сразу поняла, как только папа нашептал слова. Мне было всего шесть лет, но я запомнила.
Эда пригнула голову под отяжелевшей от снега ветвью.
– Просвети и меня, будь добра!
– Мы с Лотом, ты знаешь, росли порознь – он с малых лет при дворе, с мамой, а я здесь, с папой, – но весной Лот приезжал домой совершить паломничество. Мне каждый раз очень не хотелось его отпускать! Однажды я так рассердилась, что он уезжает, что поклялась больше никогда с ним не разговаривать. Он, чтобы меня задобрить, обещал провести со мной весь последний день, и я взяла с него слово, что заниматься мы будем, чем мне захочется. А потом, – сказала Маргрет, – объявила, что мы должны побывать в дебрях.
– Отважная затея для маленькой северянки.
Маргрет фыркнула:
– Вернее сказать, дурацкая. Но Лот дал слово, а он даже в двенадцать лет был настоящий рыцарь и не мог его нарушить. Мы с рассветом выбрались из спальни и пошли по этой самой дороге к Златбуку. И впервые не останавливались, пока не добрались до дебрей, где жила Лесная хозяйка.
Задержались на самой опушке. Деревья маленькой девочке представлялись безликими великанами, но я была в восторге. Взяла Лота за руку, и мы, трепеща, стояли под сенью дебрей, воображая, что стоит сделать еще шаг, как ведьма схватит нас, освежует и обгложет наши косточки. В конце концов терпение у меня кончилось, и я довольно основательно пихнула Лота в спину.
