Плита между жаровнями напоминала ту, что они видели в Златбуке.
Я СВЕТ ОГНЯ И ЗВЕЗД
ЧТО ВЫПЬЮ, ТО УТОНЕТ
Эда присмотрелась к надписи.
– Мег, – сказала она, – Лот ведь объяснил тебе, что у меня за магия.
– Если я правильно поняла, у тебя магия огня, – ответила Маргрет, – и она каким-то образом привлекает звездную – но слабее, чем звездная притягивает сама себя. Так?
– Точно так. Галиан должен был знать, что меч притянется к стеррену, а стеррена у Калайбы в достатке. Он не хотел, чтобы она услышала его зов. Тот, кто схоронил Аскалон, окружил его огнем. Думаю, первые века тогдашние хозяева Лугового края держали проход открытым и не давали жаровням погаснуть.
– Ты думаешь, и папа этим занимался? – Маргрет задумчиво кивнула. – А после того падения…
– Секрет мог пропасть.
Они обе опустили глаза на плиту. Тяжелый базальт не свернуть было вручную.
– Я поеду в Кручу, привезу кувалду, – решила Маргрет.
– Погоди.
Эда сняла с шеи подвеску с отливной жемчужиной. Та едва не проморозила ей ладонь.
– Она чует Аскалон, – сказала Эда, – но не в силах вытянуть его из камня. – Она поразмыслила. – Аскалон создан из звездного света, но выкован огнем. Меч соединяет их в себе.
Эда подняла повыше волшебный огонек.
– И он отзовется тому, на что больше похож? – сообразила Маргрет.
Язычок пламени лизал жемчужину. Эда уже думала, что ошиблась в догадке, когда свет в ней стал разрастаться – белое сияние луны, целующей воды. Жемчужина запела, словно задетая невзначай струна.
С оглушительным треском плита расселась посередине. Эда шарахнулась от нее, прикрывая лицо от осколков. Жемчужина вылетела у нее из ладони, а разбитая плита исторгла поток света, заливший камеру. Луч звонко ударил в стену и замер, исходя паром, рядом с дрожащей в ответ ему жемчужиной. От них исходило серебристое свечение.
Когда свет чуть померк, Маргрет упала на колени.
Перед ними лежал великолепный меч. Каждый дюйм его – рукоять, гарда, клинок, – как зеркало, сиял чистейшим серебром.
«Выкован я в огне и порожден кометой».
Аскалон. Неземной металл. Созданный Калайбой, побывавший в руках Клеолинды Онйеню, испивший крови Безымянного. Двуручный обоюдоострый меч. От яблока на рукояти до острия он встал бы вровень с Лотом.
– Аскалон… – Маргрет благоговейно созерцала оружие. – Истинный Меч.
Эда сомкнула пальцы на рукояти. Их пронизала исходящая от клинка сила. Меч задрожал от прикосновения – серебро потянулось к ее золотой крови. Выпрямившись, Эда, немея от изумления, потянула меч вверх. Он был легче воздуха и холоден на ощупь. Серебро Косматой звезды…
Мать, пусть я окажусь достойной! – Она прижалась губами к холодному клинку. – Я закончу то, что ты начала.
Выбравшись из норы, они по своим следам вернулись к опушке. Небо к тому времени оделось звездами. Не укрытый ножнами Аскалон, казалось, впивал их свет. В подземелье меч не слишком отличался от стального, а теперь никто бы не усомнился в его небесном происхождении.
Суда ночью не отчаливали. Им предстояло отдохнуть в Круче и ехать в Калибурн-Приморский с рассветом. Эду тяготила мысль о новом путешествии. Даже с мечом в руке заросли дебрей теснили ей сердце, выжимая из него тепло.
– Эй, кто идет?
Эда вскинула глаза. Маргрет остановилась с ней рядом и подняла фонарь.
– Я – Маргрет Исток, дочь владетелей Златбука, и земли здесь наши. Я ничего дурного в дебрях не делала, – твердо ответила она, но Эда, хорошо знавшая ее голос, различила в нем страх. – Выйди покажись, кто ты.
Теперь Эда увидела: тень среди деревьев, лица не разобрать в повисшем под сводами мраке. Мгновенье ока – и фигура растаяла, словно ее и не было.
– Ты видела?
– Видела, – сказала Эда.
Шепот ветра потревожил деревья.
Дамы вернулись к оставленным лошадям. Теперь обе спешили. Эда пристегнула Аскалон к седлу.
Высоко над Златбуком стояла волчья луна. Ее свет блестел на снегу, укрывшем дорогу мертвых. Когда они проезжали один из отмечавших ее каменных гробов, Маргрет вскрикнула. Эда натянула поводья, развернула коня:
– Мег!
У нее перехватило дыхание. Второй лошади нигде не было видно. А Маргрет стояла на земле, и клинок у ее горла держала в руках инисская ведьма.
«Магия этого рода холодна и неуловима, изящна и тонка. Она позволяет наводить иллюзии, управлять водами… и даже менять облик».
– Калайба.
Ноги ведьмы были босы. Просвечивающую белоснежную накидку она стянула на талии.
– Привет, Эдаз.
Эда напряглась, как тетива лука:
– Ты последовала за мной из Лазии, ведьма?
– Да. Я видела твой побег из обители и проследила, как ты со знатным инисцем села на корабль в Корвугаре, – равнодушно признала Калайба. – Тогда я поняла, что ты и не думаешь возвращаться в мой Приют. Что забыла о клятве.
Маргрет задрожала в ее руках.
– Страшно тебе, моя сладкая? – обратилась к ней Калайба. – Наслушалась от кормилицы сказок о Лесной хозяйке? – Она провела ей ножом поперек горла. – (Маргрет дернулась.) – Вижу, это твоя родня скрывала от меня меч.
– Отпусти ее, – сказала Эда. Ее лошадь била копытом. – К твоим обидам на меня она не касается.
– К моим обидам… – Ведьма стояла на морозе, но кожа ее не покрывалась мурашками. – Ты клялась доставить мне то, чего я пожелаю. В прошлые века на этих островах за нарушение такой клятвы ты пролила бы кровь сердца. Как удачно, что у тебя оказалось другое желанное мне сокровище!
Аскалон снова засветился. Как и приливная жемчужина, скрытая под рубахой и плащом.
– Все это время он был здесь. В дебрях. – Калайба не сводила глаз с Аскалона. – Мой клинок оставили в грязи, в темноте. Даже не будь он погребен на глубине, откуда я не слышала его призыва, мне пришлось бы ползти к нему на брюхе, по-змеиному. Галиан и мертвый посмеялся надо мной.
Маргрет закрыла глаза. Губы ее шевелились, выговаривая беззвучную молитву.
– Думаю, он это устроил перед отъездом на Нурту. К своему концу. – Калайба подняла голову. – Отдай его мне, Эда, и я сочту твою клятву исполненной. Ты дашь мне то, чего я желаю.
– Калайба, – ответила Эда, – я признаю, что нарушила клятву. Я за это отвечу. Но Аскалон мне нужен. Я сражу им Безымянного – доделаю то, что не удалось Клеолинде. Он потушит горящий в змее огонь.
– Да, он бы потушил, – сказала Калайба, – но у тебя его не будет, Эдаз.
Ведьма швырнула Маргрет на снег. Та сжалась в комок, и ее вырвало, словно наглотавшуюся воды утопленницу.
