– Ты однажды спрашивала меня, кто, если не Клеолинда, была первой королевой Иниса.
Сабран подняла голову.
– Мать всегда говорила, что дурные известия лучше получать зимой, когда и без того темно. Чтобы к весне успеть исцелиться, – сказала она. – А к нынешней весне мне понадобятся все силы.
На Эду смотрели зеленые глаза. Глаза ведьмы. За восемь лет лжи Эда задолжала ей одну правду.
И отдала долг там, под звездами.
57
Запад
В подземелье Аскалонского дворца ждала казни убийца священной крови. Сабран, сколько знал ее Лот, совсем не склонная к кровожадности, пожелала для Венц казни четвертованием, но герцоги Духа отсоветовали волновать народ в такие зыбкие времена. Лучше было покончить с делом тихо и быстро.
Ночь промерив шагами дворцовые дворы, Сабран смягчилась. Чашницу ждала плаха, и без толпы, в присутствии горстки свидетелей.
Во взгляде Венц, обращенном к тем, кто пришел посмотреть, как она умирает, не было раскаяния. Розлайн стояла в стороне, в траурном уборе на волосах. Лот знал, что она не горюет по бабке, но предательство запятнало имя всей семьи.
Благородный Калидор Штиль поддерживал ее, обхватив за талию. Он прискакал из замка Курдайн, старинного родового поместья Венц, чтобы утешить супругу в этот горестный час.
Лот стоял рядом с ними, рука об руку с Маргрет. Тут же была Сабран, в ожерелье, полученном в подарок от матери на двенадцатый день рождения. Обычай не требовал присутствия при казни королевских особ, но Сабран сочла бы малодушием поступить иначе.
В сводчатом подвале выстроили и затянули темной материей невысокий помост. Когда часы пробили десять, Венц подняла лицо к свету.
– Я не прошу милости и не извиняюсь, – сказала она. – Обрехт Льевелин был грешником и паразитом. Розариан Беретнет была шлюхой, а Сабран Беретнет – внебрачная дочь, которой никогда не выносить дочери. – Она скрестила взгляды с Сабран. – Я, в отличие от нее, не пренебрегала долгом. Я карала по справедливости. И готова вступить в рыцарский чертог, где встретит меня Святой.
Сабран не опустилась до перебранки, но лицо ее застыло, как лед.
Кузина Розлайн, также надевшая траур, забрала у Венц плащ и кольцо с печатью. И завязала ей глаза. Палач стоял тут же, опустив руку на рукоять топора.
Игрейн Венц встала на колени перед плахой, с прямой спиной осенила лоб знаком меча.
– С именем Святого, – произнесла она, – я умираю.
С этими словами Венц опустила голову на плаху. Лоту вновь вспомнилась королева Розариан, чья смерть была и вполовину не столь милосердна.
Палач взмахнул топором. Когда тот упал, упала и голова Чашницы.
Никто не издал ни звука. Слуга за волосы поднял голову, показал всем. Священная кровь рыцаря Справедливости ручьем текла на колоду плахи, и еще один слуга собрал ее в кубок. Когда тело, укрыв саваном, убрали с помоста, кузина Венц подошла к Розлайн, и та выступила на шаг вперед.
Кольцо с печатью обычно носили на правой руке, но ее руку костоправ закрыл лубками. Розлайн протянула левую, и кузина надела на нее кольцо.
– Ее милость дама Розлайн Венц, герцогиня Справедливости! – провозгласил мажордом. – Да будет она праведна в своих поступках ныне и навсегда.
Венц умерла. Тень Чашника никогда больше не ляжет на Инисское королевство.
Сабран сидела в любимом кресле в личных покоях. На каминной полке потрескивал отмеряющий время светильник.
Она едва ли хоть слово проронила с тех пор, как услышала от Эды историю Калайбы. Дослушав, попросила вернуться под крышу, и остаток ночи они провели, укрывшись за занавесками балдахина. Эда, уставившись в матерчатый потолок, молча обнимала королеву.
Сейчас та как будто прикипела взглядом к собственным ладоням. Эда видела, как она разминает себе костяшки, трет подушечкой большого пальца остальные, гладит рубин коронационного кольца.
– Сабран, – позвала Эда. – В тебе нет ее силы.
Сабран стиснула челюсти.
– Если во мне ее кровь, я сумею овладеть отливной жемчужиной, – сказала она. – Что-то от нее живет во мне.
– Без звездной пади, без плодов апельсинового дерева тебе не дастся ни одна из ветвей магии. Ты не волшебница, – уверила Эда, – и превращение в змея тебе не грозит.
Сабран упорно терзала себе кожу ногтями. Эда потянулась удержать ее руки.
– О чем ты думаешь?
– О том, что, скорее всего, я бастард. Что веду род от лжеца и Лесной хозяйки – той самой, кто лишила меня дочери, – и что на таком основании не выстроишь доброго дома. – Ее волосы разделили их как занавес. – Что я вся насквозь – ложь.
– Дом Беретнет совершил много доброго. Его происхождение к этому не касается. – Эда не выпускала ее руки. – Что до твоего рождения – это означало бы, что твой отец жив. Разве это не хорошо?
– Я незнакома с Гианом Харло. Для меня, всегда и во всем, отцом был благородный Вилстан Чекан, – тихо ответила Сабран, – а он мертв. И моя мать, и Обрехт, и другие…
Головная скорбь прочно завладела королевой. Эда разминала ее руку, пыталась согреть – тщетно.
– Все равно не понимаю, зачем она вонзила в меня тот шип. – Сабран другой рукой коснулась живота. – Она, если не лжет, любила свою дочь, Сабран Первую. А я ее крови.
– Калайба теперь в разводе с человеческим родом. Ты ее крови, но этой связи мало для любви. Она желает только твоего трона, – сказала Эда. – Нам, наверное, никогда ее не понять. Надо только помнить, что она в союзе с Безымянным и, значит, враг нам.
В дверь постучали. Вошла рыцарь-телохранитель в серебряном доспехе.
– Королева, – с поклоном сообщила она, – только что прилетел голубь из Бригстада. Срочное донесение от ее высочества княгини Льети из дома Льевелин.
Она вручила письмо и вышла. Сабран взломала печать, повернулась к свету и стала читать.
– Что она пишет? – не вытерпела Эда.
Сабран носом потянула воздух.
– Называет дату: третий день… третий день этой весны!
Эда опустила глаза. Она готовила себя к ужасному известию, но что-то в ней знало заранее.
Тысяча лет на исходе.
– Стало быть, Непоро с Клеолиндой связали Безымянного на шестой год от основания Аскалона. – Сабран оперлась ладонями на край камина. – Времени у нас не много.
– Довольно, чтобы пересечь Бездну, – сказала Эда. – Сабран, ты должна немедля послать на Восток посольство с предложением союза, и мне надо отправиться с ними. Искать вторую жемчужину. С двумя мы сумеем хотя бы снова связать его.
– Нельзя так очертя голову бросаться за Бездну, – напряженно возразила Сабран. – Прежде я должна написать к правителям Востока. На Сейки и в Лакустрине казнят всякого чужестранца, ступившего на их берега. Мне придется получить их дозволение на высадку посольства.
