Домой.
Они пробивались вперед, то оскальзываясь на размякшей земле, то переходя на бег там, где позволяла дорога. Никлайс оглянуться не успел, как показался берег. И на нем шлюпка всего с двумя часовыми.
Беглецы еще могли спастись. Грести на север до империи Двенадцати Озер, а там уж раз и навсегда отрясти с ног прах Востока.
Лая выпустила его ладонь, вытащила кинжал и побежала по песку. За ней бился плащ. Быстро она бежала. Но не успела обрушиться на первого часового, как Никлайс забился в чужих руках. Пираты их догнали.
– Лая, берегись! – выкрикнул он, но поздно.
Схватили и ее. Лая вскрикнула, когда Гонра вывернула ей руку за спину.
Падар бросил Никлайса на колени.
– Падар, Гонра, – взмолилась Лая, – не надо. Мы так давно знакомы. Пожалейте…
– Плохо ты нас знаешь, если просишь. – Гонра, выдернув кинжал из ее руки, поднесла к горлу. – Я тебе по доброте душевной дала этот ножик, Йидаге. Поклянчи еще – и ему достанется твой язык.
Лая закрыла рот. Никлайса отчаянно тянуло сказать ей, что все ничего, пусть отвернется и молчит. Как угодно, лишь бы и ее не убили заодно.
Мочевой пузырь у него угрожал сдаться. Напрягая каждый мускул, он силился разделить разум и тело. Уплыть от самого себя в воспоминания.
Он содрогнулся, увидев перед собой Золотую императрицу, которой стремительная погоня даже не сбила дыхания. И вообразил себя зарубкой на ее руке.
И понял.
Понял, что хочет чувствовать тепло солнца на лице. Хочет читать и гулять по мостовым Бригстада. Хочет слушать музыку, бывать в музеях, галереях, театрах, дивиться красоте творений человека. Хочет путешествовать на юг и на север и упиваться всем, чем богаты чужие страны. Хочет снова смеяться.
Хочет жить.
– Я провела свой экипаж за два моря, – так тихо, что слышал только он, обратилась к нему Золотая императрица, – ради пустой сказки. Им нужно кого-то обвинить в таком разочаровании – и, заверяю тебя, мастер составов, виноватой буду не я. Если не хочешь выставить вместо себя Лаю, им будешь ты. – Она кольнула его под челюсть острием ножа. – Может, они тебя и не убьют. Но думаю, ты еще будешь молить об этой милости.
Ее лицо расплылось. Рядом Гонра крепче сжала кинжал, грозящий Лае.
– Я нашла бы способ переложить вину на нее. – Золотая императрица без капли жалости взглянула на проплававшую с ней десятки лет переводчицу. – Ложь, что ни говори, стоит дешево.
Никлайс однажды позволил пытать молодую музыкантшу, чтобы спастись от той же судьбы. Поступок человека, разучившегося служить кому-либо, кроме самого себя. Теперь, если хотел сохранить до смерти хоть каплю гордости, он не мог позволить, чтобы еще и Лая страдала за него.
– Ты этого не сделаешь, – тихо сказал он.
Лая дрожала. Лицо ее горестно исказилось.
– Заберите его на «Погоню» и расскажите команде, что мы здесь нашли. – Золотая императрица выпрямилась во весь рост. – Посмотрим, что они…
Она осеклась. Никлайс поднял голову.
Кривой меч чертой пересек ей горло, а за мечом стояла Тани Мидучи.
Никлайс не верил своим глазам. Разинув рот, смотрел на женщину, которую пытался шантажировать.
– Ты… – выдавил он.
Где бы она ни провела последние месяцы, они ее не пощадили. Она исхудала, руки были в крови, а сейчас еще и промокла, как утопленница.
– Отдай ключ, – низким и глухим от ненависти голосом приказала она по-лакустрински. – Ключ от ее цепей.
Пираты не шелохнулись. Их предводительница тоже замерла, только шевельнула бровями.
– Быстро, – велела драконья всадница, – или ваша атаманша умрет. – Рука у нее не дрожала. – Ключ!
– Отдайте ей, кто-нибудь. – Если судить по голосу, Золотая императрица слегка досадовала на помеху. – Если ей нужна ее зверюга, пусть забирает.
Гонра выступила вперед. Если бы ее приемная мать умерла, новой Золотой императрицей стала бы она, однако Никлайс угадывал в ней дочернюю преданность. Порывшись в складках пояса, она подняла вверх бронзовый ключ.
– Нет, – сказала всадница. – Тот железный. – Лезвие пустило кровь. – Попробуешь еще раз меня надуть – она умрет.
Гонра скривилась. Достала другой ключ и бросила ей.
– На, драконолюбка, – сладким голосом протянула она. – Удачно тебе вернуться на борт.
– Если дадите мне спокойно уйти, мне не придется прибегать к ней.
Всадница, толкнув вперед Золотую императрицу, подняла свободную руку. В ней, голубой, как осколок смальты, блестел камень величиной с каштан.
Не может быть!
Никлайс захохотал. Смех лез из него, подступал к горлу.
– Приливная жемчужина, – поразился старик-ученый. – Ты! Ты – потомок Непоро!
Драконья всадница, сузив глаза, смотрела на него.
Тани Мидучи. Наследница королевы Комориду. Наследница безлюдной скалы и мертвого дерева. По ее лицу было ясно – она и не подозревала. Всадников часто набирали из обедневших домов. Ее, должно быть, разлучили с семьей раньше, чем она узнала правду.
– Возьми с собой мою подругу, – вдруг обратился к ней Никлайс, которому еще жгли глаза выступившие от хохота слезы. – Он кивнул на молитвенно шевелившую губами Лаю. – Прошу тебя, госпожа Тани. Она ни в чем не виновата.
– Для тебя, – с великим презрением отозвалась всадница, – я не сделаю ничего.
– А как насчет меня? – спросила Золотая императрица. – Разве ты не желаешь моей смерти, всадница?
Юная женщина стиснула челюсти. Пальцы на рукояти кривого меча напряглись.
– Ну же? Я стара и медлительна, дитя. Ты можешь здесь и сейчас положить конец забою драконов. – Золотая императрица похлопала себя по ладони своим клинком. – Перережь мне горло. Верни потерянную честь.
Драконья всадница с холодной улыбкой сомкнула пальцы вокруг приливной жемчужины.
– Этой ночью я тебя не убью, мясница, – сказала она. – Но то, что ты видишь перед собой, – призрак. Я вернусь, когда ты меньше всего будешь ожидать. Я буду гнать тебя до края земли. И клянусь, что, когда мы снова встретимся, море станет красным.
Она вложила меч в ножны и ушла в темноту. С ней уходила последняя надежда на спасение.
И тут кто-то из пиратов выстрелил ей вслед.
Мидучи остановилась. Никлайс увидел, как сжался скрывающий жемчужину кулак, ощутил слабое содрогание.
Влажный рокот наполнил небо. Лая завопила. Никлайс едва успел поднять голову, чтобы увидеть вздымающуюся над берегом стену воды, и всех поглотила ледяная тьма.
Никлайса кувыркало волной. Ноздри горели, словно он вдохнул в легкие горький рассол. Ослепнув от ужаса, он барахтался, бился руками, пускал пузыри изо рта и носа. И ничего не видел дальше своих рук.
