Слуги как могли боролись с жарой: открыли все двери, заслонили проемы ширмами от солнца и поставили на стол миски со льдом. Никлайс вместе с Пуруме и Эйзару, поджав ноги, опустился на пол, и они закусили мраморной говядиной с овощными соленьями, рыбой аю, морской капустой и обжаренными водорослями в чашечках, искрившихся блестками икры. За едой поделились событиями, случившимися с последней встречи.
Давно Никлайсу не выпадало удовольствия побеседовать с единомышленниками. Эйзару продолжал медицинскую практику, только теперь добавил к сейкинским средствам ментские. Пуруме тем временем трудилась над травяным настоем, навевавшим такой глубокий сон, что хирург мог безболезненно удалять опухоли из тела пациента.
– Я называю его «цветочный сон», – рассказывала она, – потому что последним добавила в состав цветок с южных гор.
– Она целыми днями бродила по горам, чтобы отыскать весной этот цветок, – с гордостью за дочь улыбнулся Эйзару.
– Это произведет переворот в науке, – заметил потрясенный Никлайс. – Позволит изучить внутреннее устройство живых тел. В Ментендоне нам позволяли резать только трупы. – Сердце у него застучало. – Пуруме, ты должна опубликовать свое открытие. Подумай, какой переворот в анатомии!
– Я бы опубликовала, – устало улыбнулась она, – если бы не одна загвоздка, Никлайс. Огненная туча.
– Огненная туча?
– Запрещенное вещество. Алхимики готовят его из желчи огнедышащих, – объяснил Эйзару. – Желчь контрабандой провозят на Восток южные пираты: после обработки ее помещают в керамический шар со щепоткой пороха. Поджигают фитиль, шар взрывается и выпускает дым, густой и черный как смола. Дракон, вдохнув такой дым, засыпает на много дней. Тогда пираты могут резать его на куски и торговать ими.
– Злодейство, – сказала Пуруме.
Никлайс покачал головой:
– Но при чем тут цветок сна?
– Если власти заподозрят, что мое средство может применяться для подобных целей, мне запретят исследования. А может быть, и медицинскую практику.
Никлайс лишился дара речи.
– Это очень грустно, – тяжело уронил Эйзару. – Скажи, Никлайс, переводятся ли в Ментендоне сейкинские труды по медицине? Быть может, Пуруме могла бы опубликовать свое открытие у вас?
Никлайс вздохнул:
– Сомневаюсь. Разве что положение дел сильно переменилось за годы моего отсутствия. В определенных кругах ходят по рукам списки, но корона их не одобряет. Страны Добродетели не терпят ереси, а заодно и науки еретиков.
Пуруме покачала головой. Когда Никлайс накладывал себе на тарелку свежих устриц, в дверях появился молодой человек, весь в росинках пота от зноя.
– Ученый доктор Рооз, – отдуваясь, заговорил он, – меня прислала достойная правительница Гинуры.
Никлайс приготовился к худшему. Должно быть, она изменила свое решение и не позволит ему здесь остаться.
– Она просила уведомить тебя, – сказал посыльный, – что ты должен быть готов к аудиенции в Гинурском замке, когда то будет угодно вседостойному государю.
Никлайс поднял брови:
– Вседостойный государь желает видеть меня? Ты вполне уверен?
– Да.
Посыльный откланялся.
– Итак, тебя примут при дворе. – Эйзару хихикнул. – Приготовься. Говорят, Гинурский замок подобен клумбе морских цветов. Радует взор, но все, к чему ни прикоснешься, обладает ядовитым стрекалом.
– Жду не дождусь, – сказал Никлайс, но между бровями его пролегла складка. – Хотел бы я знать, зачем он хочет меня видеть.
– Вседостойный государь любит послушать ментских переселенцев. Иногда попросит спеть или рассказать легенду твоей страны. Или спросит, над чем ты работаешь, – сказал Эйзару. – Не о чем беспокоиться, Никлайс, право.
– А до тех пор ты свободен, – напомнила Пуруме, и глаза ее заблестели. – Давай мы покажем тебе город, раз уж тебя выпустили дальше Орисимы. Побываем в театре, поговорим о медицине, увидим дракона в полете – для тебя все, что угодно.
Никлайс чуть не плакал от благодарности.
– Воистину, друзья мои, – сказал он. – Лучше и быть не может.
19
Запад
Лот вслед за донматой Маросой углубился в новый коридор. Факел обжигал ему глаза, тесно сходящиеся стены запотели.
Через несколько дней после прошлой встречи донмата вызвала его в затемненный солярий. И теперь они шли по сплетению туннелей, по которым хитроумная система медных труб проводила воду горячих источников в спальни. Проход закончился винтовой лестницей. Донмата стала подниматься по ней.
– Куда ты меня ведешь? – напряженно спросил Лот.
– Мы сейчас увидим того, кто подстроил убийство королевы Розариан.
Его державшая факел рука вспотела.
– К слову, я хочу извиниться, что вынудила тебя танцевать с Приессой, – добавила донмата. – Не было другого способа передать тебе записку.
– А нельзя было отдать ее в карете? – пробормотал он.
– Нельзя. Ее обыскали перед выходом из дворца, к тому же возницей, чтобы не дать ей бежать, посадили драконьего соглядатая. Никому не дозволено надолго отлучаться из Карскаро.
Донмата вынула из пояса ключ. Пройдя с ней за дверь, Лот закашлялся от пыли в комнате, освещенной только его факелом. Мебель здесь пропахла болезнью и гнилью. К этим запахам примешивался острый запашок уксуса.
Донмата, сняв вуаль, набросила ее на кресло. Лот вместе с ней подошел к постели под балдахином и, едва смея дышать, выше поднял факел.
В постели сидел человек с повязкой на глазах. Лот разглядел восковую кожу, черные как уголь губы и каштановые волосы, спадавшие на ворот багровой ночной сорочки. Истощенные руки сковывала цепь. От наручников расходились красные линии вен.
– Что это? – пробормотал Лот. – Убийца?
Донмата сложила руки на груди. Она сжала челюсти, лицо ничего не выражало.
– Благородный Артелот, – заговорила она, – перед тобой мой отец и повелитель, Сигосо Третий из дома Веталда. Плотский король драконьего царства Искалин. Или того, что от него осталось.
Лот, не веря глазам, смотрел на больного.
Он и до измены Искалина не видел короля Сигосо. На портретах тот всегда изображался крепким и красивым, хотя и холодным мужчиной с янтарными глазами рода Веталда. Сабран несколько раз приглашала его к себе, но Сигосо каждый раз предпочитал прислать своих представителей.
– Плотский король – марионетка змеев. Фиридел рассчитывает превратить в таких всех властителей этого мира. – Донмата обошла постель. – У отца редкая форма драконьей чумы. Она… каким-то образом связывает его с Фириделом. Позволяет тому видеть и слышать происходящее во дворце.
– То есть и сейчас?..
