Роз припала губами к ее руке.
Сабран поднялась, и Катриен тут же подала ей ночное платье. Эда с Маргрет и Линорой занялись постелью, а две дамы опочивальни отвели свою королеву к креслу у огня.
– Сегодня я не буду выходить. – Сабран заправила прядь волос за ухо. – Мне хочется ягод.
– Линора, – сказала Катриен, – принеси ее величеству черники и груш. И чашку гоголь-моголя, будь добра.
Линора с обиженным видом пошла выполнять поручение. Едва дверь закрылась, Розлайн встала на колени, расправляя королеве юбки:
– Ох, Саб, я так… – Она покачала головой. – Хорошо ли справился его королевское высочество?
– Превосходно, – сказала Сабран.
– Правда?
– Правда. Ощущение было странное, но его королевское высочество был… внимателен. – Она коснулась ладонью живота. – Может, я уже понесла.
Беременность с первой ночи была маловероятна, но инисцы плохо представляли себе тело и его работу.
– Надо ждать обычного срока, – заметила всегда осторожная Розлайн. – Если кровотечения не будет, значит ребенок есть.
– Не обязательно, – вставила Эда. Когда Сабран и обе дамы оглянулись на нее, она присела в реверансе. – Тело иногда обманывает, королева. Это называется «ложная беременность». – (Маргрет кивнула, соглашаясь.) – Трудно судить, пока дитя не зашевелится.
– Но мы, конечно, – добавила Катриен, – все верим, что у вас очень скоро будет ребенок.
Сабран вцепилась в ручки кресла.
– Значит, я должна буду снова возлечь с Обрехтом, – сказала она. – Пока не буду уверена.
– Дитя придет, когда приспеет время. – Розлайн поцеловала ее в лоб. – А пока надо думать о том, чтобы ваш брак был счастливым. Может быть, вам с князем Обрехтом устроить медовый месяц? Замок Баярд особенно хорош в это время года.
– Мне нельзя покидать столицу, – возразила Сабран. – Нельзя, пока в небе высшие западники.
– Не будем о них. – Розлайн пригладила ей волосы. – Не сегодня.
Маргрет не смолчала.
– Если уж искать новую тему для беседы, – заговорила она с озорной искоркой в глазах, – не расскажешь ли про свою брачную ночь, Роз?
Катриен смутилась, а Розлайн слабо улыбнулась на понимающий кивок Сабран.
Линора с фруктами вернулась, когда Розлайн описывала свой брак с Калидором. Когда постель была застлана, все они перебрались в уборную, где Сабран подсела к лохани. Она молчала, пока Катриен промывала мыльночашницей ее волосы и подавала розовой воды для полоскания рта. Маргрет по ее просьбе играла на вёрджинеле.
– Госпожа Дариан, – сказала Катриен, – будь добра, помоги ополоснуть волосы ее величеству. Мне нужно отлучиться к камергеру.
– Конечно.
Катриен вышла, прихватив корзину. Эда между тем присоединилась к Розлайн у лохани.
Она полила из кувшина, смыв сладко пахнущую пену. Когда Эда потянулась за полотенцем, Сабран поймала ее за запястье.
Эда замерла. Простой камеристке не позволено касаться королевы, и в этот раз она не ждала, что Розлайн спустит ей такое.
– Роза чудесно пахла, госпожа Дариан.
Сабран за пальцы потянула ее к себе. Эда, решив, что она хочет что-то шепнуть, подставила ухо, но Сабран вместо того поцеловала ее в щеку.
Губы у нее были мягче лебединого пуха. По всему телу у Эды побежали мурашки, и ей нелегко было сдержать выдох полной грудью.
– Спасибо тебе, – сказала Сабран. – Это был щедрый подарок.
Эда покосилась на оторопевшую Розлайн:
– Я рада, моя госпожа.
Земля за окном была окутана туманом. По запотевшим стеклам уборной сползали капельки. Королева выпрямилась в кресле, как на троне.
– Роз, – сказала она, – когда вернется Катри, пусть снова сходит к камергеру. И скажет ему, что госпожа Эда Дариан повышена до звания дамы опочивальни.
II. Не смею огласить
Подумай, что за путь перед ней,
Какие капканы алчные
Она расставляет сама себе,
В неведенье или с умыслом…
Марион Ангус
23
Юг
Крюк посоха вцепился в лед. Артелот Исток пригибал голову против ревущего ветра с Веретенного хребта. Пальцы под перчатками покраснели, словно он окунул их в вино. На плече Лот нес тушу горного барана.
Слезы замерзали на щеках не первый день, но теперь холод проник внутрь. Боль, с которой давался каждый шаг, мешала подолгу задумываться о Ките. Милостив Святой.
Спустилась ночь. Борода у него застыла в инее. Лот перебрался через лавовый поток, изливавшийся из расщелины, и заполз в пещеру, где провалился в зыбкую дремоту. Собравшись с силами, он заставил себя сложить запасенные дрова и растопку. Ударил огнивом и раздул огонек. Потом, преодолев себя, принялся свежевать барана. В первый раз разделывая добычу, на третью ночь пути, он выворачивался наизнанку и рыдал до хрипоты. Теперь руки привычно делали необходимую для выживания работу.
Закончив, он смастерил вертел. Поначалу Лот боялся, что змеи, увидев костер, слетятся, как мотыльки на свечу, но этого не случилось.
Он оттер руки о снег у входа в пещеру, потом чистым снегом засыпал кровь, заглушив запах. Вернувшись в укрытие, впился зубами в баранину, молясь, чтобы рыцарь Вежливости смотрел сейчас в другую сторону. Наевшись до отвала и отделив оставшиеся съедобные части, Лот закопал тушу и снова спрятал руки под перчатками. При виде собственных красных пальцев его трясло.
Сыпь уже распространилась на спину, – во всяком случае, так казалось Лоту. Он не знал, действительно ли кожа зудит, или это игра воображения. Донмата Мароса не сказала, сколько у него времени, – конечно, чтобы он не считал дней в пути.
Продрогнув, Лот вернулся к огню и пристроил голову на мешок. Отдохнуть несколько часов – и снова в путь.
Лежа, завернутый в плащ, он проверил, не потерялся ли висевший на шнурке вокруг шеи компас. Донмата советовала, выйдя в пустыню, двигаться на юго-восток. Ему предстояло добраться до эрсирской столицы Рауки и пристать к каравану на Румелабар, где жил в своем огромном поместье Кассар ак-Испад. Там выросла и его воспитанница Эда.
Путешествие ожидалось тяжелое, а ему, чтобы не разделить судьбу других зараженных, следовало спешить. Карты в его дорожном мешке не было, зато Лот обнаружил в нем кошелек золотых и серебряных солнц. На каждой монете было выбито изображение эрсирского короля Джантара Великолепного.
Лот спрятал компас под рубаху. Лоб его обжигала лихорадка. С тех пор как покраснели ладони, он всякий раз просыпался мокрым от пота. Во сне видел Кита, залитого кровавым стеклом, застрявшего между этим и следующим миром. Еще ему снилась Сабран в родах: она умирала, а он был бессилен этому помешать. И еще, невесть почему, снилась донмата Мароса, танцующая в Аскалоне, еще не покоренная, еще свободная от власти марионетки, в которую превратился ее отец.
