Полная луна стояла высоко над заливом в окружении звезд. Ее лучи выкрасили берег в белый цвет. Не песок, а снег.
Прошел час, за ним другой, и ему уже некуда было деться от правды.
Госпожа Тани не попалась на пустые угрозы.
Далекий горизонт уже предвещал рассвет. Никлайс щелкнул крышкой карманных часов. Вот и конец его надеждам вернуться в Остендюр со свежезаваренным жизненным эликсиром.
Пуруме с Эйзару ужаснулись бы, знай они, чего он потребовал от драконьей всадницы. Он теперь был ничем не лучше пирата, но ведь проклятый эликсир для него – единственный путь на родину. Единственный способ договориться с королевскими домами за Бездной.
Рооз вздохнул. Он мог бы спасти Сульярда, рассказав государю о Тани Мидучи и ее преступлении против Сейки. Он так бы сразу и поступил, будь он лучше, чем был.
Никлайс уже шел по песку и вдруг замер. На миг показалось, что кто-то стирает с неба звезды. Присмотревшись и различив отблеск света, он похолодел.
Что-то спускалось на него.
Что-то громадное.
Оно двигалось в воздухе, словно тонуло в воде. Светящаяся изнутри зелень, прорезанная шрамами. Шарообразный орган, придавивший голову и мерцающий голубым болотным огнем. То же сияние пробивалось сквозь чешую.
Лакустринский дракон. Никлайс жадно взирал, как он опускается у берега, как пульсирует его свет под чешуей.
Над песком поднималось изрытое ветрами скальное плечо. Никлайс, не сводя взгляда с дракона, попятился за валун. Дракон поворачивал голову, словно чего-то искал.
Приникнув к земле, Никлайс задул свой фонарь. Змей, видел он, извиваясь, скользит в воде все ближе к его убежищу. Потом тот заговорил:
– Тани.
Его тяжелые передние лапы разгребали воду. Всего несколько шагов пройти по воде, и Никлайс мог бы коснуться его чешуи. Вот он, ключ к заветному открытию, – протяни руку и хватай. Никлайс, съежившись за скалой, вытянул шею, чтобы лучше видеть. Зверь повел глазами по кругу.
– Тани, мальчик мертв, – сказал он на сейкинском. – И твоя подруга тоже. – Он оскалил зубы. – Тани, где ты?
Так это ее зверь! Дракон принюхался, широко раздувая ноздри. И тут Никлайс ощутил у горла холод клинка, а рот зажала чужая ладонь. Он сдавленно замычал.
Голова дракона обратились к пруду в скалах.
Никлайс задрожал. Он не ощущал ни своего тела, ни биения сердца, ни дыхания, зато в мельчайших подробностях мог бы описать клинок у горла. Кривой клинок. И с таким острым лезвием, что сдвинься оно на долю дюйма – и жизнь Рооза выплеснется на песок.
В ночи раздалось шипение. И еще раз.
И еще.
Дракон взревел. Зазвенели по камню чешуи – как меч звенит о меч.
Черный дым затянул пляж. Он пах едко: жженым волосом, известью. И порохом. Огненная туча! Никлайса рывком вздернули на ноги – и толкнули в клуб удушающего дыма. Тащивший его человек был с головы до ног закутан в материю. Песок под ногами стал скользким, ноги не слушались.
– Постой, – пропыхтел Никлайс своему мучителю. – Стой, чтоб тебя…
Хлестнувший из дыма хвост с чудовищной силой ударил его под дых. Никлайса отбросило на песок, там он и остался в полубеспамятстве, ловя воздух, с повисшими на одном ухе очками.
Голова, опьяненная черным дымом, плыла. Дым забивался в ноздри и облаком выходил обратно.
Скорбный звук – словно крик гибнущего кита. Потрясший землю удар. Ему привиделся Яннарт, босиком ступающий по песку со слабой улыбкой на губах. «Ян», – выдохнул Никлайс, но тот пропал.
Песок продавили обутые в сапоги ноги.
– Назови причину, – произнес кто-то на сейкинском, – почему бы мне тебя не выпотрошить.
Перед глазами возник нож с костяной рукоятью.
– Что ты можешь предложить флоту Тигрового Глаза?
Никлайс хотел заговорить, но язык словно пчелы искусали.
– Алхимик, – беззвучно сказал он. – Я алхимик. Пощади меня.
Кто-то поднял его мешок. Время раскололось вдребезги, когда покрытые шрамами руки принялись рыться в книгах и свитках. Потом рукоять ножа ударила его в висок, и темная волна смыла все заботы.
30
Запад
Трюд утт Зидюр содержали в Невидимой башне. Она, под угрозой дыбы, созналась во множестве преступлений. Узнав о предстоящем королевском выезде, она сошлась с актерской труппой «Слуги правды», из так называемых бесхозных актеров, не имеющих знатных покровителей, – власти видели в них обычных бродяг. Трюд обещала им за помощь свое заступничество и деньги для семей.
Подстроенное нападение должно было убедить Сабран, что ей грозит смертельная опасность как со стороны Искалина, так и от Безымянного. Трюд рассчитывала на этом основании подать королеве петицию об открытии переговоров с Востоком.
Не надо было большого ума, чтобы сообразить, что случилось дальше. В спектакль внедрились подлинные ненавистники дома Беретнет. Одна из них – Бесс Дика, чей дом в Королевском конце оказался набит памфлетами певцов рока, – и убила Льевелина. В свалке погибли несколько невинных «слуг правды», а еще многие из городской стражи, двое рыцарей-телохранителей и Линора Пэйлинг, за которой уже прибыли убитые горем родители.
Быть может, Трюд и не хотела никому смерти, но ее добрые намерения пропали втуне.
Эда уже написала о случившемся Кассару. Настоятельницу не могло обрадовать, что Сабран с не рожденной еще дочерью оказалась так близко к смерти.
Вересковый дворец оделся в серую траурную парчу. Сабран замкнулась в личных покоях. Тело Льевелина торжественно возложили в святилище Девы, в ожидании судна, которому предстояло доставить князя на родину. Его сестра Льети готовилась к коронации, а принцесса Эрмуна становилась ее наследницей.
Незадолго до дня, когда должны были увезти Льевелина, Эда вошла в королевские покои. Раннее утро обычно бывало тихим временем, но сегодня она спиной чувствовала напряжение.
На глазах у Тариана Куделя она лишила жизни четверых. Капитан теперь точно знал, что она обучена бою. Едва ли кто-то, кроме него, разобрался в подробностях кровавой схватки, а Кудель, как стало ясно, никому не доложил о ее ловкости в обращении с оружием, но все-таки Эда старалась держаться незаметно.
Для дамы опочивальни это было легче сказать, чем исполнить. Особенно если королева тоже видела, как она убивает.
– Эда!
Обернувшись, Эда увидела запыхавшуюся Маргрет, которая схватила ее за локоть.
– Лот! – шепнула ей подруга. – Он прислал письмо.
– Что?
– Идем со мной, скорее.
С часто забившимся сердцем Эда вошла за ней в пустующую комнату.
– Как ему удалось обойти Комба? – спросила она.
