Вот она закрылась в небольшой комнате, от пола до потолка заставленной стеллажами и шкафами, подошла к одной из полок и быстро закинула в темную сумку бинты, с другой полки взяла одноразовые шприцы, а моющее средство для операционных прихватила из шкафчика в углу. В спешке женщина как бы украдкой повернула ключ в замке, приоткрыла дверь и чуть высунулась в коридор, будто проверяя, нет ли кого-то поблизости.
– Что? – подозрительно переспросила она. – Нельзя… Не положено. В больнице напишите заявление, что отказываетесь от нашей помощи, и уйдете. Но вначале мы обязаны вас обследовать… Почему вы так на меня смотрите? Вам плохо? – она защелкала пальцами, чтобы понять, насколько я вменяем. Я не реагировал. Поток «видений» не иссякал:
«Медсестра» одна в комнате, похожей на кабинет врача в поликлинике – кушетка, на столе печати и молоточек невропатолога, а в углу раковина… Женщина сидела за столом, заполняя форму рецепта, перед ней открыта прямоугольная книжка, наверняка медицинская карта. Потом она быстро спрятала рецепт в карман белого халата, а карту сунула под мышку и вышла из кабинета. На следующей картинке медсестра передала этот рецепт, я был уверен, что это он – тот самый рецепт, видимо знакомой. Они стояли в метро в центре зала, болтали, а потом знакомая дала медсестре деньги…
Я отвернулся. Аллергия на взяточничество, казнокрадство и ложь у меня в крови. Многие бывшие одноклассники уже в старших классах при необходимости покупали больничный, а я никогда.
– …слышите меня? – противный голос медсестры заставил встрепенуться врача, который сидел где-то позади.
– Что случилось? – тревожный тенор сзади почти оглушил.
– Ничего, – выдавил я. – Просто хочу уйти. – Я приподнялся на локтях чувствуя, что смогу легко встать.
– Лежите. Для вашего же блага, вам пока лучше не подниматься, – врач говорил чуть ли не угрожая. Я не видел его лица, но что-то заставило оглянуться. Молниеносная встреча взглядов породила тот же эффект, что в случае с медсестрой.
Врач больше всего напоминал добродушного с виду маньяка. Этакий типчик в больших очках, с усами, улыбающийся, с залысинами и непременной газеткой в руках. В метро таких полным-полно. Его взволнованное лицо показалось мне даже знакомым. Но за теплотой карих глаз, отчасти скрытых стеклами очков, затаился неврастеник и псих. Моя необъяснимая фантазия нарисовала отвратительные картины;
Вот он в припадке бешенства наотмашь ударил жену, потом я увидел, как он бьет об пол и стены дорогой хрусталь…
А следующая картина оказалась еще хуже предыдущих:
По вине милого врача пациенту стало хуже. Я «увидел» сбежавшихся коллег, беднягу куда-то быстро покатили, а мой врач в растерянности побежал за всеми.
Зажмурившись, я отвернулся… Зря это я. И без того выглядел нездорово. Врач поспешно нагнулся надо мной. Решил поправить мое здоровье? Наигранное все это, разве нет? Стоп! Ведь это только мои фантазии – мысли, ломящиеся в узкую дверь сознания после пробуждения от внезапного сна, не более того. Мало ли что происходит с людьми после обморока? Переволновался во время затмения, неожиданно для себя очнулся в «скорой» – такое заранее не предугадаешь. Поэтому относиться к сюрпризам организма надо с пониманием – оправлюсь от шока, и фантазии исчезнут… Но я же никогда не общался с медработниками, откуда же у меня столь обширные познания в процедуре выписки рецептов? Да ив больнице я ни разу не был, а фантазия с умирающим пациентом была такая четкая, яркая, словно проблески солнечных лучей после затмения. Что, черт возьми, происходит в моей голове?! Легкая дрожь пробежала по телу. Стало страшно и неуютно. Но нужно было что-то сказать, объясниться.
– Солнце слепит. Слишком светло после затмения… А так все в порядке.
Врач померил мне давление, пульс, попросил сделать несколько несложных движений и… успокоился. Он делал все машинально, словно опасаясь, дабы чего со мной не случилось, пока я нахожусь под его опекой. В какой-то миг мне показалось, что я манекен, кукла, с которой играют. Пустые, ничего не говорящие глаза врача осматривали меня, сверлили взглядом и в то же время смотрели насквозь, в никуда. Я прочел в этом взгляде ложь, зависть, чревоугодие, подлость.
«Фантазии не прекращаются», – ужаснулся я. Между мной и окружающим миром росла непреодолимая стена. Необходимо было избавиться от неожиданных наваждений, стать опять как раньше – «пустым бамбуком», легким, чуть печальным, обычным, самым обычным человеком без диковинных фантазий. Сразу вспомнилась одна из психологических техник, о которой я когда-то прочел в популярном издании. Стоит только спросить себя «какая следующая мысль», и ты уже думаешь о чем-то другом, и спрашиваешь до тех пор, пока мысли совсем не исчезнут. «Какая следующая мысль?» – и я оказался далеко от пугающего настоящего, где мне мерещилась то нечистая на руку медсестра, то неуравновешенный и непрофессиональный врач. Я прокручивал в голове разные сценки из прошлого.
Вот мы с Лехой вместе пишем контрольную по химии. Он, склонный больше к гуманитарным дисциплинам, да еще к тому же лентяй, пытается списать у девочки, сидящей сзади. Ко мне не пристает, потому что у нас разные варианты. Учитель делает замечание. Еще один такой «знак внимания», и Леха пойдет прохлаждаться за дверь. Теперь он начинает теребить меня и спрашивать, как решить задачу. Не знаю почему, но я помогаю ему. Учитель замечает, что мы перешептываемся, выходит из себя, забирает работы и ставит нам обоим «двойки». Я почти до конца решил свой вариант и мог бы рассчитывать на «четверку». В классе тихо – все заняты решением, и только Леха едва сдерживает смех. Тогда я не понял по глупости и неопытности, почему он так себя вел, а теперь, лежа в трясущейся «скорой», осознал. Так ведь он надо мной смеялся. Мерзко, гадко и подло подставил. Скорее всего, из зависти. Ему-то нечего было терять – и так «тройка» с натягом в четверти светила, а я шел на «пятерку». А еще Леха знал, что я не смогу отказать в помощи и нас, возможно, накажут вместе. «Как можно дружить с таким человеком?» – чувство жалости к самому себе переполняло…
Кажется, мы доехали до больницы.
В приемном отделении была очередь. Но меня провели в отдельную палату, посадили на кушетку. За окном вовсю светило солнце, будто затмения никогда и не было. Сотовый молчал. Я не стал менять своего решения и отказался от медпомощи. В глаза больше старался никому не смотреть, хотя было нелегко. Пялился в пол. Что-то еще промелькнуло в голове, когда ненароком посмотрел на врача, дававшего мне бланк заявления на подпись. Что я узнал об этой женщине за мгновение? Ничего шокирующего.
Просто женщина спустя рукава относилась к своей работе, хотя и трудилась в приемном отделении. Я «увидел» большую очередь из сидящих в коридоре больницы, и эту женщину, не спеша идущую на перекур, треплющуюся на улице с коллегами…
«Почему она не выкладывается на все сто? – задумался я, покидая больницу. – Маленькая зарплата, нелюбовь к профессии, нелюбовь к людям…» Вот, что тогда приходило в голову. Еще не кончилась смена, а она уже думала, как бы скорее отправиться домой. А как же люди, которым действительно плохо? Ведь она их единственная надежда в этом беспросветном мире, успевшем сузиться для несчастных до палаты в приемном покое. Мне стало искренне жаль всех, кто сидел в очереди и ждал. Им помогут, конечно, но вовсе не так, как они этого заслуживают. Но заслуживают ли они помощи? Ведь я не посмотрел ни одному из них в глаза, не заглянул им в душу. Возможно, за их зрачками скрываются еще более тяжкие проступки, и эта врачиха покажется ангелом по сравнению с ними. Я невольно содрогнулся от того, что в какой-то миг и сам поверил в правдивость этих «фантазий». Чем сильнее пытался прогнать навязчивые мысли о греховности окружающих, тем сильнее они преследовали меня. Проверенный способ отвлечься уже не срабатывал. «Какая следующая мысль?» «Я схожу с ума», «все люди – грешники, и это правда», «в каждом взгляде по десятку грешков», «как общаться теперь с людьми?», «а каков я сам, если взглянуть на меня со стороны?», «а фантазии-то выглядят правдиво»…
