На тот момент я не ждала ничего хорошего от людей. Я почти разуверилась в своей способности общаться и получать если не радость, то удовлетворение от беседы. А посему старалась избегать не только большого скопления людей, но и случайных разговоров с незнакомцами. В каждом мне виделся человек спецслужб, в каждом я подозревала тайное желание залезть мне в душу, разгадать истинную природу моей уникальности. После пары фраз, которыми я обменивалась в магазине, киоске или закусочной, мне хотелось спрятаться как можно глубже внутрь себя – ведь больше негде, – чтобы никто и никогда не нашел даже напоминания о моем пребывании на земле.
Так продолжалось довольно долго. Наверняка мне нужен был психотерапевт, только денег на него не было. То, что утяжеляло карман, являлось подачкой от тех самых людей в штатском, а ее хватало только на удовлетворение самых минимальных потребностей.
Пребывая в таком состоянии, я, конечно, не заметила, что один парень пристально за мной наблюдал. Мысль, что я могла нравиться мужчинам и что привлекать внимание можно просто сидя у окна закусочной, ковыряясь вилкой в сомнительного вида еде, была напрочь вытеснена пустотой и страхом.
Курт молча сел напротив, и я помню, что не замечала его какое-то время, но даже заметив, боялась себя проявить. Он тоже робел – как потом рассказал. Он совсем растерялся, ведь был уверен, что я посмотрю на него, как только он подсядет. А когда этого не случилось, не знал, что сказать. Поначалу он решил, что я убита каким-то личным горем, и подумывал уже уйти, но вспомнил, что он же Курт, черт возьми, и еще ни разу не пасовал ни перед одной женщиной.
– Вижу, тебе тяжело, – тихо сказал он, – не думаю, что смогу помочь, но… Тут неподалеку завтра будет музыкальный фестиваль. Если хочешь отвлечься, приглашаю. Есть лишний билет. Я тебя познакомлю со своими друзьями. Ни ночевок, ничего такого. Только музыка и пять хиппи. Будешь шестой? Вечером каждый идет к себе домой, обещаю.
Даже не знаю, что заставило меня вылезти из своей раковины. Возможно, то, что он сказал больше пары обыденных фраз, в которых я не услышала подвоха. «Неужели он честен в своих намерениях?» – подумала я тогда и взглянула на говорившего. Он покорно ждал моей реакции, настороженно поглядывая на меня исподлобья. Было в его позе что-то от недоверчивого нахохлившегося воробья, немного настороженного и будто испуганного. А я хотела заплакать. Его простая фраза «тебе тяжело» била в яблочко, и сдержать слезы стоило неимоверных усилий. Я проглотила накатывающиеся рыдания, и они комом застряли в горле. Все что я смогла тогда сказать, было:
– Согласна.
Так начался мой путь в «обычную» жизнь. Я познакомилась с культурой поздних хиппи, а попросту бездельников, проедавших родительские деньги. По крайней мере те хиппи, которых я узнала, были именно такими.
Не могу сказать, что сразу, но я влилась в маленькое сообщество любителей цветов в волосах. Согласно моей легенде, родители погибли в автокатастрофе, и я неожиданно оказалась предоставлена сама себе. Дальние родственники помогали деньгами, но сами были почти на мели, сестер и братьев у меня не было. Все что осталось – каморка над магазином, которую я снимала благодаря помощи «тетушки». Из родительского дома пришлось съехать.
Новые знакомые не знали, как выразить соболезнования наиболее корректно, и просто решили мне не досаждать, дав время самой во всем разобраться. Курт на правах попечителя просто гладил меня, обнимал и совсем не предпринимал попыток близости, за что я ему крайне благодарна и по сей день.
Однако так не могло продолжаться вечно. Ведь моя сексуальная энергия никуда не исчезла, а только заснула на время. Освоившись в новом «обществе», я поняла, что ребята практиковали свободные и смелые отношения, что как раз было на руку. Мое обещание больше никогда не заниматься плотской любовью жило, и нарушать его я не была намерена. К тому же за время, проведенное вдали от России, мой последний возлюбленный, Иван Лопухин, все сильнее и сильнее превращался в моего идола. Когда-то я поклонялась Богу и верила в Христа, теперь веры хватало только на стремление быть свободной, несмотря ни на что. Пример Ивана произвел на меня слишком сильное впечатление. Единственное, в чем я могла повторить его подвиг, – стать свободной, как он.
Воспоминания о тех временах приходили ко мне яркими мазками. Самые красивые восходы, закаты и самые черные ночи, освещенные всполохами костров, звуками гитар и барабанов. Как-то мне подумалось, что я очутилась в диком первобытном обществе, развлекающем себя плясками вокруг огня, оргиями, воспеванием природы и простым, ничего не требующим существованием, что было невозможно среди людей в городах.
Мы просыпались, шли вдоль дороги или ехали на попутке, а потом спали в палатках под звездами, правда в специальных местах для кемпинга, что немного снижало уровень романтизма для некоторых из нашей шестерки. Меня же все устраивало – я получала новый, ни с чем не сравнимый опыт, который я, было время, отчаялась получить. Ложились в палатку мы по трое и занимались отнюдь не игрой в шахматы. Даже для меня, видавшей на своем веку разные варианты отношений, эти поначалу казались слишком смелыми, но меня уговорили попробовать, и… я втянулась.
Помню, однажды мы на спор играли в дартс на стоянке трейлеров. Проигравший должен был просить милостыню в ближайшем городе и на собранные деньги всех угостить выпивкой. Идти пришлось мне. Вспомнив свои прошлые похождения, я твердой походкой направилась вовсе не к церкви, а к студенческому городку, где, как я думала, накидают в шляпу больше. Оделась как подобает бедным хиппи, а на картонке написала «Мне 18, родители погибли в аварии, дом забрал банк. Помогите».
Сочувствующие студенты смотрели на меня иногда даже с завистью, ведь я была свободна. Кто-то кидал монеты, а кто-то, чтобы загладить свою вину за вид приличного обеспеченного гражданина с живыми родителями, бросал хрустящие купюры. Так я собрала приличную сумму, чем сорвала овации и всеобщее уважение в группе.
Еще одно яркое воспоминание того времени было связано с увлечением восточными практиками. До встречи с культурой хиппи я знала о существовании медитаций, но ожидала их увидеть скорее в Индии, чем там, среди белой молодежи. Однако я ошиблась, чуть ли не в первый раз за последние много лет. На слетах хиппи курили травку или заправлялись кислотой, а потом выходили на связь с космосом. Большинство все же не употребляли наркотики, а специально уходили в себя, надеясь открыть новые миры во вселенной мозга или где-то еще. Больше всего меня удивили первобытные танцы вокруг костра, будто мы переносились на машине времени в далекие времена, куда-нибудь в Африку или Амазонию. Люди впадали в транс и тряслись под ритмичные стуки барабанов, что чем-то мне напомнило свадьбу с Джоном, только там выли волынки и все были немного пьяные. Здесь же люди словно включали внутренний приемник, ловили какую-то волну и полностью отключались от реальности.
Но больше всего меня поразили медитирующие. За свою долгую жизнь я пробовала медитировать, но толком никогда не посвящала себя этому, полагая, что все тайны мира давно уже мной открыты, а спокойствие и умиротворение можно найти, не прибегая к таким методам. Тем не менее маниакальная настойчивость, с которой мои случайные друзья уходили в транс, завораживала, и действо казалось достойно повторения. Наркотики на тот момент меня не интересовали, и порой, устроившись поудобней на траве, где-нибудь в лесу, я погружалась в себя.
