– Выход из зоны комфорта всегда идет на пользу… Я тебя поддерживаю, подруга, – и я улыбнулась, совершенно искренне и неподдельно, что случалось в последнее время все реже и реже. И все-таки есть плюс от столь внушительного возраста – я научилась разбираться в людях. Будь на моем месте кто-то другой, он мог бы и обидеться или почувствовать себя неуютно от параллелей, которые провела Катя, но я знала, что сказала она так не со зла и вовсе не из зависти к моей приторной легенде о девочке из семьи дипломатов. В ее словах крылась скорее грусть и сердца, щемящая боль то ли о потерянном детстве, то ли о чем-то тяжком, что преследовало ее семью. Катя не выглядела избалованной, наоборот – страсть к нарядам, дорогой косметике и походам по салонам красоты выдавала в ней человека, долгое время всего этого лишенного, кто наконец дорвался до столь вожделенных простых радостей бытия. Еще я размышляла, почему мы так быстро сблизились, и пришла к выводу, что моя новая подруга была так же одинока, как и я. Мы обе притворялись, разница лишь в возрасте. На мгновение мне захотелось открыться, рассказать про себя все-все без утайки – от страданий во время раннего брака без любви и молитв о прибавлении веса, до встречи с Даниилом и его сходстве с Иваном. Но я была не в силах проявлять истинные чувства и эмоции и, можно сказать, на автопилоте отогнала от себя грустные мысли. Меж тем Катя улыбалась мне в ответ. Наш разговор плавно перешел в то русло, которое для меня представляло куда больше интереса – мы заговорили о Данииле.
– Я тут подумала, что было бы интересно защищать в суде интересы Даниила. Но если он остался, то вряд ли станет с кем-то судиться, – с нескрываемым разочарованием поведала подруга.
– А ты бы хотела, чтобы он засудил компанию или Юру с Сергеем? Мне кажется, Даниил не из тех, кто станет подавать в суд. И потом, такая практика не распространена в России. Если бы каждый второй заявлял на соседа, возможно, и Даниил решился бы… – моя наживка оказалась как нельзя кстати, Катя ее удачно проглотила.
– Я согласна, у нас в России люди не знают законов и зачастую страдают. Это одна из причин, почему я стала юристом. Ты права насчет Даниила – я просто выдаю желаемое за действительное. За все три года, что я работаю в компании, он ни разу не произвел впечатления деятельного человека. Хороший программист, но не более. Слышала, что он закончил институт с красным дипломом – такой домашний мальчик, который учился на радость родителям, а жестокая жизнь наказала непонятно за что.
– То есть тебе непонятно, почему с ним так поступили?
– Понятно, конечно. Даниил слишком отдалился от коллектива, стал заносчивым, иногда грубым. Ставил себя выше остальных, хотя поводов для этого не было. С точки зрения обывателя, его стоило наказать. Ведь не каждый знает, что это защитная реакция, что человеку помощь нужна, а они его в грязь сапогом… Самое занятное, что Даниил не всегда был таким. Нет, он не был душой компании, не травил анекдоты, но и не проявлял открытого пренебрежения к людям. Просто приходил, работал, уходил. Общался больше всего с твоей предшественницей Мариной, еще с Юрой, а в основном перебрасывался парой слов с коллегами, не более, и его это устраивало, остальных тоже. Наверное, у них с Юрой произошел конфликт. Даниил уже семь лет в компании, а Юра без году неделя, и его быстро повысили. Но это и понятно, повышают бойких, прытких, одним словом не молчунов, а тех, кто действует, причем зачастую неумно.
Я кивнула.
– Как ты думаешь, мы помогли Даниилу, вернув его в компанию? – спросила я. Этот вопрос тревожил меня. Мысли о том, что помочь можно тому, кто этой помощи просит и сам хочет себе помочь, порой заставляли меня вздрагивать. А если все наши попытки напрасны? Еще один человек в списке тех, кому я навредила? Гложущее чувство зарождалось в сердце и подступало к горлу – мурашки вновь поползли по спине. Мой последний вопрос Даниилу «А ты уверен, что видишь грехи?» должен был подтолкнуть его к осознанию необходимости что– то менять, причем самому. Сомнения всегда заставляли, по крайней мере меня, критически взглянуть на вещи, сделать попытку докопаться до истины. Что произойдет с двойником Ивана? Ощущение, что я поступаю правильно, грело недолго, сомнения, проклятые сомнения, что помогают и убивают, одолевали меня в те минуты…
– Ну конечно! – Катя изумленно посмотрела на меня. – Разве может быть иначе?
– Может, – задумчиво произнесла я, – если человек не просил о помощи. Эта ситуация способна разрушить компанию, ты думала об этом?
– Если честно, нет. Но вряд ли все, кто подписал ту бумагу, уволятся в один день. Руководство этого не допустит, хотя… Ведь они оставили Даниила, а значит, те другие не такие уж ценные кадры… Черт, возможно, ты права… – Катя нахмурилась, допивая капучино.
Мы больше не касались злободневного, и разговор перешел на «светские темы», как это называлось среди сотрудников компании. Все, о чем они узнавали из новостей, блогов или социальных сетей, всегда горячо обсуждалось, несмотря на то что большая часть этих событий совершенно никого не касалась. Так повседневный вакуум заполнялся пустой болтовней. Как долго я еще смогу притворяться? Вожделенные перемены сменялись рутиной – сценарий фильма, который написала я сама. Все герои известны, повороты сюжета банальны, а конец всегда один и тот же – бегство и новая роль. Новизна условная, ведь все роли я исполняла не раз.
Хороший навык – одновременно следить за тем, что происходит вокруг, и думать о чем-то своем. Он помог мне и на этот раз. Мы с Катей мило беседовали, и вряд ли кто-то из наблюдавших за нами смог бы догадаться, что ни тема обсуждения, ни сама Катя меня в тот момент не интересовали. Умение слушать людей и вовремя с ними соглашаться, при необходимости менять выражение лица, были важной составляющей такого вынужденного разговора. Пока моя собеседница излагала мысли по поводу несправедливостей, окружавших со всех сторон, я размышляла, сколько еще смогу продержаться в своем искусном притворстве, какая роль мне уготована дальше и что вообще делать. Осознавая тщетность своего существования, если о подобном вообще можно было говорить, будучи бессмертной, я пришла к выводу, что менять роль следует только после того, как цель настоящей роли будет достигнута. Роль директора по маркетингу отлично шла мне. Философия невмешательства в дела большого мира и одновременно помощь конкретному человеку порождали дилемму. С одной стороны, Софья Пожарская помогала Даниилу, с другой стороны, становилась причиной начала распада компании. Обманчивая внешность псевдо-Ивана манила и медленно сводила с ума.
Сам факт нашей встречи был невероятным событием, причем после солнечного затмения, которое я встретила на улице Сущевский Вал в парке Фестивальный, где, как мне казалось, я смогу хотя бы мысленно приблизиться к Ивану, чьи останки покоились где-то рядом под асфальтом. А на следующей неделе в свой первый рабочий день, когда я только примеряла новую роль и пыжилась изо всех сил, он встретился мне вновь. С разбитым лицом, зажатый комплексами и, как позже выяснилось, обремененный даром, он предстал во всей красе псевдо– Ивана, ошеломив и почти сразив наповал. Не этой ли встречи я искала почти целый век? Долгое время не могла понять, кто Даниил такой и что ему нужно, когда он украдкой провожал меня взглядом, наблюдал исподлобья. А позже случилось минутное помутнение разума, закончившееся короткой беседой на веранде коттеджа, где нас никто не видел и не слышал. Так пусть же целью моей жизни в роли Софьи Ивановны Пожарской станет помощь Даниилу – пусть даже ценой развала компании, что не так плохо, если смотреть на ситуацию под другим углом. Переиначив известную фразу Сталина «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика», я вывела для себя очередной жизненный принцип: «Помощь одному человеку – спасение души, помощь многим – абстракция».
