Что ж, я больше, чем кто бы то ни было, заинтересована в том, чтобы как можно скорее это выяснить. Ведь на кону моя собственная жизнь.
— Добро пожаловать домой, княжна, — невозмутимо отозвался он. — Помнится, ваша мать собиралась дать ребенку имя Иласейд, если родится дочь. И раз вы отказались раскрыть настоящее имя при одной из наших встреч, буду называть вас именно так.
— Зовите как угодно, — сухо сказала. — Но ответьте на вопрос. Почему я здесь?
— Вы дома, княжна Иласейд, — он картинно вскинул брови, демонстрируя удивление. — Было бы более странно, если бы я позволил женщине из своего клана и дальше оставаться среди чужаков.
— Я не из вашего клана, — с трудом сохраняя остатки самообладания, выпалила. — Вы не имеете права удерживать меня здесь.
— Вещь на вашей груди лучше всего доказывает, что вы не правы, — прищурившись, приторным голосочком возразил Аоталь.
Вздрогнув, непроизвольно нащупала медальон сквозь ткань платья. Князь Тадаран, между тем, отбросив лицемерные ужимки, издевательски сказал:
— Собственно, этот медальон прошлой ночью спас тебе жизнь, маленькая дрянь. Если бы Самиаль не увидел его на тебе, твой любовничек по возвращении нашел бы крайне живописную картину в вашем гнездышке.
Я с трудом протолкнула воздух в сжавшееся горло. Теперь окончательно поняла, что Аоталь и правда замешан во все это. А еще поняла, кто был исполнителем и по чьей указке действовал. Еще более жутко стало от осознания — раз мне раскрывают такие секреты, значит, шансы на то, что отсюда выберусь, стремятся к нулю. Единственное, что остается — тянуть время и пытаться нащупать хоть какое-то слабое место этого мерзавца.
— Если медальон Двуликой так для вас важен, почему оставили его у меня? — стараясь сохранять спокойствие хотя бы в голосе, спросила.
— Видимо, твоя мать мало во что сочла нужным тебя посвятить, — презрительно фыркнул Аоталь, запирая дверь на ключ и пряча его в кармане камзола. Потом невозмутимо прошел к креслу и устроился в нем. — Сядь, предстоит долгий разговор, — сухо потребовал.
Если намерен разговаривать, значит, мое убийство точно откладывается. А это дает хоть какой-то шанс. Не став устраивать бесполезные бунты, я безропотно прошла к креслу напротив и села на краешек, в любую секунду готовая вскочить.
— Всякий, кто попытается против воли избранницы богини снять медальон, будет сожжен его силой. Даже несмотря на то, что обычно вреда сородичам эта вещь не причиняет, — лениво ответил Аоталь на мой вопрос. — Но во всяком правиле существуют исключения. Артефакт выбрал сначала твою мать, потом и тебя. Впрочем, никто не мешает тебя убить, не снимая медальона, — осклабился он, когда я облегченно перевела дух. — Вот только снять с твоего мертвого тела артефакт все равно не получится. А этим суеверным недоумкам, — он презрительно махнул рукой в сторону двери, и я поняла, что речь о народе княжества, — придется объяснять, как так случилось, что избранница богини погибла. Многие и так уже позволяют себе раззевать рты против меня, несмотря на ужесточение наказаний. И у моих противников главным аргументом служит даже не то, что я допустил смерть княжны Тадаран, а то, что позволил артефакту покинуть клан, тем самым его ослабив. И тут такой подарок судьбы, — Аоталь снова растянул губы в фальшивой улыбке. — Дочь Лавинель возрождается из небытия, да еще и оказывается новой избранницей. У меня даже есть догадки, как твоя мать осталась в живых. Сумела подключиться к моему артефакту, — он зацокал языком. — Активировала его, пользуясь тем, что источником силы в нем служит сам медальон. Прыгнула в телепорт, не так ли? Если бы я догадался раньше… — Аоталь в раздражении махнул рукой. — Но ничего не поделаешь. Да и все так или иначе обернулось в мою пользу.
Я сидела ни жива, ни мертва. Неужели медальон способен даже на такое? Про артефакты, которые гениальная магиня-бытовик, тоже в свое время ставшая избранницей Двуликой, привязывала к источнику силы богини, я знала из письма матери. Правда, тогда не придала этим сведениям значения. А ведь если бы задумалась, начала анализировать факты, кто знает, скольких неприятностей удалось бы избежать. Ведь с самого начала было ясно, что перстень, которым пользовался преступник, уникален. Уже не говоря о том, какой мощности должен быть источник, позволяющий прорывать любую магическую защиту.
Проклятье. Хотелось закричать от досады на собственное скудоумие. Мелькнула вдруг мысль, заставившая подобраться. А что мне мешает и сейчас задействовать этот артефакт издали? И немедленно убраться отсюда подобру-поздорову.
Словно прочитав мои мысли, Аоталь презрительно усмехнулся.
— На твою беду, я догадался об этом раньше, потому кольцо в непосредственной близости от тебя больше не появится. А вне поля твоего зрения связь не сработает. Да и перстень нужен Самиалю для выполнения других моих поручений. Предстоит обработать еще нескольких идиотов-фанатиков из Ордена Чистоты, которые так ловко клюнули на крючок предложенной идеи о величии их жалкой расы. И ведь никто даже не догадался, что под маской их главы скрывался еще один нелюдь. Самиаль так ловко играл свою роль, что никому и в голову не пришло, кем был создан Орден, — он хмыкнул.
— Но зачем вам все это? — чувствуя, как по телу пробегает холодная дрожь, спросила у этого чудовища.
— Скажем так, другие союзники предложили лично мне куда более выгодные условия, — осклабился Аоталь. — И когда они выиграют войну, что уже не за горами, мне достанется власть во всех эльфийских землях. Как темных, так и светлых. Пусть моя должность и будет звучать всего лишь как наместник Тарнии в эльфийских землях, но меня это устраивает. Слишком удручающей является альтернатива. В последнее время, знаешь ли, мое положение несколько пошатнулось.
— Вы сговорились с тарнами? — догадалась я, теперь прекрасно понимая мотивы князя. — Полагаете, они выполнят свои обещания? — бросила, не скрывая презрения в голосе.
— Им в любом случае понадобится кто-то из местных, чтобы контролировать новые угодья, — пожал плечами Аоталь. — И кто на эту роль подходит лучше меня? Я с самого начала шел им навстречу.
— Если все идет так хорошо, то зачем вам я? — с трудом сдерживая вспышку гнева и желание выцарапать мерзавцу глаза, спросила.
— Лишнее доказательство того, что на моей стороне боги, — осклабился князь Тадаран. — Если избранница богини встанет рядом в грядущем триумфе и будет объявлена моей женой, эльфов это впечатлит. Они все еще придают значение такому пережитку прошлого, как религия.
Некоторое время я молча хватала ртом воздух, не в силах нормально дышать. Потом совершенно неузнаваемым от негодования голосом воскликнула:
— Я никогда на это не соглашусь.
— Согласишься, — ухмыльнулся Аоталь. — Или умрешь. В принципе, как и с твоей матерью, меня устроит любой исход. Рискну даже потом избавиться навсегда как от артефакта Двуликой, так и от твоих останков. Если, конечно, не оставишь мне выбора.
— Тогда я готова умереть, — в сердцах выпалила.
