– Что здесь происходит? – спросила женщина.
– Ничего, – нехотя отозвалась Туся.
– Я говорю ей, чтобы она не сидела на голой
земле – простудиться может, а она огрызается, пожаловалась дама с пучком.
– Девочка, – начала бабушка вкрадчивым
голосом, – тебе действительно лучше встать.
– Может, отстанете, а? – жалобно попросила
Туся.
– Нет, не отстанем, – ответили бабушка и дама
с пучком в один голос.
– Если вы не отстанете от меня, я ущипну
вашего ребенка за щеку, – без тени улыбки сказала Туся.
Женщины испуганно переглянулись, и бабушка
взяла своего внука на руки, крепко прижимая к груди.
– Какая-то сумасшедшая, – пробормотала она,
пятясь от Туси.
– Действительно ненормальная, – подтвердила
дама с пучком, – а сразу и не скажешь.
Они пожали плечами и разошлись в разные
стороны, внутренне надеясь, что их дети, когда вырастут, не будут такими
идиотами и хамами.
А Тусе расхотелось сидеть на Патриарших
прудах, ей вдруг стало скучно, противно и захотелось домой.
«Сумасшедшая ... Ненормальная ... – вспоминала
она слова женщин. – Наверное, они правы».
Она поднялась и посмотрела на мутную гладь
воды. Уток и след простыл. Как ни были они глупы, а поняли, что больше кормить
их не будут. Теперь они крякали у противоположного берега, где их потчевала
хлебом парочка влюбленных. Парень старался кидать кусочки на середину пруда, а
девушка, наоборот, подкармливала тех уток, которые не побоялись подплыть
поближе. Туся не слышала, о чем они говорили, но видела, как девушка, смеясь,
кормила парня мякишем с ладони, а тот покорно ел и целовал ее руку.
Впервые за весь день Туся почувствовала, как
подступившие слезы жгут ей глаза.
2
Она вернулась домой, в неубранную
трехкомнатную квартиру, со всего размаху швырнула сумку в угол и села на диван.
Ничего не получилось.
Мало того что она не может жить, она не
способна даже умереть. Туся пошла в ванную, включила магнитофон и пристально
посмотрела на себя в зеркало.
От слез ее глаза стали маленькими и красными,
как у кролика. Нос же, наоборот, распух и раздался в стороны, как у
престарелого негра. Ненакрашенные губы были блеклыми и дрожали от нового
приступа рыданий.
Туся взяла щетку, чтобы расчесать свои длинные
волосы. Раньше это всегда, ее успокаивало, а ведь у, нее были прекрасные каштановые
волосы.
Сколько зубов потеряли расчески и щетки в
борьбе с ее непослушными, жесткими прядями! Но теперь щетка легко скользила по
волосам, и целые клочья волос оставались на ней. К тому же волосы потускнели и
больше не играли на солнце, отливая то черным, то золотым.
От прежней Туси не осталось и следа.
Раньше многие считали ее красавицей. Она
всегда была подтянутой и стройной и весила неправдоподобно мало. «Просто у меня
легкие кости», – отшучивалась она от подруг, которые спрашивали, как ей удается
поддерживать такую форму.
В нее влюблялись после первой же встречи, но
эта влюбленность быстро угасала. Хотя были и исключения. Например, школьный
хулиган по прозвищу Сюсюка был влюблен в нее уже давно, и чем безответней, тем
сильнее.
Девчонки пытались ей подражать: также
зачесывали волосы, покупали такие же обручи или похожую одежду. Ее лучшая
подруга Лиза, когда они еще не были в ссоре, спрашивала ее: «Наверное, хорошо
быть красавицей?» – «Наверное, хорошо», – смеясь, отвечала Туся.
Но самой Тусе это приносило мало радости.
В глубине души она знала, что та же Лиза
гораздо интереснее и симпатичнее ее. Однажды Лиза оставалась у Туси ночевать, и
Туся была поражена, когда, проснувшись, увидела подругу. Даже утро было ей к
лицу. Ни всклокоченных волос, ни помятых щек, ни заспанных глаз. Лиза могла, не
прихорашиваясь, идти куда угодно, стоило– ей лишь пару раз провести щеткой по
волнистым волосам. А Тусе приходилось сразу бежать в ванную и проводить там
много времени, чтобы привести себя в порядок. Она не хотела, чтобы кто-нибудь
видел ее без косметики, которую она умела наносить так тонко и искусно, что все
краски казались природными.
«Если посмотреть на меня без прикрас, я –
уродина, – думала Туся. – Я просто заново рисую себя каждое утро, часами
репетирую ту улыбку, которая больше мне идет, часами одеваюсь. Если бы в один
прекрасный день я перестала притворяться, никто бы даже не посмотрел в мою
сторону. А я устала».
И Туся снова заплакала. Она вообще стала
необычайно слезливой в последнее время. Она хотела убрать со лба упавшую прядь
и заметила, что руки ее дрожат.
«Нужно выпить валерьянки, – решила она.
Сегодня мне все равно не удалось умереть, значит, нужно быть спокойной».
Она полезла в маленький шкафчик на кухне, где
у мамы хранились всевозможные лекарства. Дверца скрипнула и открылась. Туся
долго копалась среди флаконов и пузырьков, но никак не могла найти валерьянку.
Вдруг какая-то коробочка привлекла ее внимание. Это были таблетки, которые мамин
знакомый доктор выписал ей от бессонницы.
Туся зажала пузырек в руке, налила в стакан
воды из-под крана и пошла в свою комнату. Она посмотрела по сторонам и как
будто увидела свою комнату в первый раз.
Оказалось, что Тусю окружало множество
красивых и странных вещей. За стеклами книжного шкафа лежали диковинные ракушки
и даже настоящий акулий зуб. Все стены были увешаны картинками в деревянных
рамках разной величины и формы. Она сама придумала так сделать, и получилось
очень мило. Книг было столько, что полки прогибались под их тяжестью. Мама
хотела, чтобы у Туси было все, что ей нужно, но та вряд ли прочитала одну
десятую часть этой библиотеки. В середине стены висела «Кремона» – гитара,
которую когда-то подарил ей папа.
Туся сняла ее и сделала несколько неуверенных
аккордов. Гитара была сильно расстроена, впрочем, как и ее хозяйка. Играть не
хотелось.
«Это судьба», – подумала Туся, глядя на
пузырек со снотворным.
«Это судьба», – думала она, высыпая на ладонь
пригоршню цветных таблеток.
«Так тому и быть», – думала она, запивая
таблетки водой. Туся легла на двуспальный диван и стала ждать смерти.
Невыключенный магнитофон орал на полную
мощность:
«Навсегда-да-да-да, стучат поезда-да-да-да,
навсегда скажу тебе – да».
Тусе казалось, что игрушечный зеленый поезд
увозит ее в далекую страну, где нет места для разочарования и боли.
3
Туся проваливалась в болезненное забытье. Все
труднее ей было пошевелить рукой, а ног она не чувствовала совсем. Собственное
тело казалось ей огромным и чужим. Она засыпала.
