— Но это ведь не значит, что… — начала она лечить по старой схеме.
Глеб сам продолжил:
— Что со мной будет так же. Я знаю, Насть. Просто не хочу я сейчас. Понимаешь? Мне нравятся девчонки. Нравится, что я никому ничего не должен, не обязан.
— Их слишком много, Глеб.
— Ты считала что ли? — и тут его осенило, — Мишаня? Вот гад. Ох, блин, ну вот всем есть дело до того, с кем я сплю. Чувствую себя супер звездой.
— Глеб, — начала Настя заново.
Но он перебил, выдав то, что час назад говорил Алисе.
— Я не против брака и детей, Насть. Не против семьи, свадьбы и прочих канонов. Но не сейчас. Сейчас я просто веселюсь. На что имею полное право. И если встречу человека, с которым захочу прожить всю жизнь, то… — его слегка перекосило, но он все же договорил, — то женюсь.
— А ты уверен, что сможешь этого человека заметить? Разглядишь среди многих?
— Да, — ответил Глеб с уверенностью, которую не испытывал. Но надо было ответить, чтобы отвязались хоть на время.
— Очень на это надеюсь. Я постараюсь отца твоего успокоить. Но он тебя очень любит, пойми.
— Как ни странно, я его тоже.
— Почему вы это не можете сказать друг другу?
— Все время не до того.
— Геллеры, мать вашу, — рыкнула Настя, но тут же сменила гнев на просительный тон, — Глебушка, пожалуйста, хоть в этом году приезжай. Хоть на денек. К матери ведь ездишь.
— Я не знаю, Насть. Может быть. На денек.
— Ну поговорим еще. Мне пора. Целую.
— И я тебя. Пока.
Она положила трубку. Глеб тоже нажал отбой. Он не сомневался, что Настя не один раз поднимет эту тему до лета. Но Глеб обирался снова подписаться на «Героев», не смотря на работу, которая в это лето не обещала ему такого щедрого отпуска.
Он завел кино на ноутбуке, откинулся на подушку, закладывая в рот творог ложку за ложкой. И хоть происходящее на экране было красочным и захватывающим, но в голове крутились слова Насти:
А ты уверен, что сможешь этого человека заметить?
Разглядишь среди многих?
Себе Глеб врать не хотел. Не было у него такой уверенности. Но были две девушки, к которым он хотел возвращаться снова и снова. Ви, которая все реже была ему любовницей, все чаще другом. Алиса, которую он хотел все сильнее, с которой ему неожиданно было хорошо и без секса, которую он не желал видеть рядом с другими мужчинами.
Они обе ему нравились, но Глеб действительно не понимал, что больше похоже на то самое чувство. Любовь ли это? И нужна ли вообще любовь, чтобы жить долго и счастливо. Как бы тяжело не складывались сейчас отношения с отцом, но его пример всегда был показателен для Глеба. Пример с Настей. Александр Геллер любил свою вторую жену больше жизни. Он обожал ее, боготворил. И даже врожденная сдержанность не мешала ему часто и на людях оказывать ей знаки внимания, от которых Глебу становилось немного неудобно, горделиво и завидно.
Но он знал и обратную сторону. Помнил, каким отец был с матерью. К чему это привело. Так Глебу не хотелось. Поэтому он и не спешил сближаться с девушками. Даже не думал о чем-то более серьезном, чем секс по дружбе. Он уверил себя, что не готов. Что рано. Отец встретил Настю, когда ему было тридцать три. Поэтому Глеб не торопился.
Но после разговора с Настей червячок сомнения поселился в его сердце. И глаза у этого паразита были хитрые, зеленые, а на макушке торчали рыжие лисьи хвостики.
Глава 8. Лекарство
Алиса почти растаяла, пригласила, сделала исключение. Слава богу, он отказался. Это отрезвило. Она не уговаривала Глеба. Отпустила. Это было очень сложно. И она чувствовала, что если еще раз поцелует его, повторит приглашение, то он тоже забудет обо всех своих принципах и войдет в ее дом не как любовник, а как бойфренд.
Но он не был ее парнем. Алиса вспомнила об этом в последний момент.
Он не станет ее парнем, если она сломает правила. Он станет тем из-за кого она испортит отношения с соседкой. А этого Алисе не хотелось. Слишком дорогая цена за закономерное окончание чудесного вечера. Ей нравилась квартира, нравилась цена и район. С Катей они жили мирно. Терять все это из-за прихоти плоти было бы жаль.
Но и отмотать назад, не брать в расчет такой поворот в отношениях Алиса не могла.
Всю ночь она пыталась заставить себя не придавать значения их свиданию на катке, но тщетно. На сладкий час она разрешила себе помечтать, что Глеб, наконец, разглядел в ней что-то особенное, выделил из эшелона своих подружек. Утром Алиса снова вернулась к жестокой реальности, обязав себя пойти на тренировку с невозмутимым видом. Но не вышло. Глеб спутал все карты.
Едва они отзанимались, он подошел и буквально приказал быстренько собраться, потому что не терпелось. Не терпелось запереть Алису в своей спальне почти до ночи. Она очнулась едва живая от его бесконечных ласк, в его постели. На часах было за полночь. Глеб уговаривал остаться до утра, заверив, что Мишаня не будет против. Но Алиса категорически отказалась, сославшись на уже наступивший рабочий понедельник. Ему пришлось согласиться. Но он снова удивил ее. Пошел провожать до дома. Лично. Обычно вызывал такси.
Они шли по ночной улице, смеялись, целовались, не боясь, что губы обветрят на морозе. Глеб прибывал в игривом настроении. Лепил комки из снега, стреляя в Алису, заваливал в сугроб, где снова страстно целовал. Мокрые, но счастливые они долго прощались в подъезде. И Алиса снова была готова пригласить его к себе. Но на сдержалась. Потому что это отдавало чистой воды безумием. Она не знала, что все самое безумное только начинается.
Глеб звонил ей каждый день. Постоянно писал ВКонтакте, скидывал дурацкие картинки про кроссфитеров, милых котов и забавных лисиц. Алиса даже поинтересовалась, не заболел ли он, на что Геллер ответил намеком на эротическое лечение и постельный режим, который ей грозил. Не врал.
Алиса бывала дома через день, потому что теперь регулярно ночевала у Глеба. Она даже стала брать с собой смену белья и кое-что из косметики, чтобы утром сразу ехать на работу. Несколько раз Глеб даже забирал ее со службы, если был в центре по делам. Он все еще много работал, но теперь, казалось, каждую свободную минуту своей жизни делил с Алисой. И если единичный случай после катка она могла списать на случайность и не воспринимать всерьез, то такое активное желание быть вместе не получалось игнорировать.
Алиса чувствовала себя героиней Кэрролла: проваливалась в кроличью нору, парила, летела. Она разрешила себе наслаждаться полетом и не бояться, что скоро поцелует пол и разобьет лицо в кровь. Много раз она хотела спросить у Глеба, в чем причина таких перемен, но не решалась. Ей было страшно перестать падать. Она позволила себе думать, что внизу сладкий, тугой кисель его объятий, и она мягко утонет в нем, окончательно доверившись. Казалось, ее уличный кот, наконец, устал лазить по чужим дворам и решил жить дома, признавая хозяйку единственной и любимой. И пусть он ничего и никогда не говорил о чувствах, не обещал, не клялся. Но Алиса чувствовала, что любит. Она искренне в это поверила. Перестала принимать ухаживания мужчин, избегая даже встречаться взглядом. Все свое обаяние тратила только на одного. Того самого. Самого лучшего. Она убрала все свои преграды, разжала тиски, в которых крепко заперла сердце. Разрешила себе любить Глеба Геллера.
