— Я понял, — кивнул младший Геллер.
Он послушно пошел за отцом в дом, поднялся вместе с ним на второй этаж, принял душ, лег в постель, которую застелила Настя. Почти сразу уснул.
Отец поднял его рано утром. Глеб зевал, но не жаловался. Он внимательно слушал и запоминал все, что придется делать, пока хозяева будут отсутствовать. Настя в этот момент вела себя немного неадекватно. Она то крепко обнимала и расцеловывала Глеба в щеки, то мужа в губы, то принималась хныкать и причитать, что не сможет сама встретить Лизу из лагеря, то, наоборот, пророчила какие-то форс-мажоры, которые все обломают. Глеб то и дело фыркал, стараясь не смеяться, хлебал крепкий горячий кофе, продолжая изучать накладные, формы, анкеты, списки покупок. После обеда Саша сам не выдержал Настиного перевозбуждения. Он оставил жену искать горящие путевки и собираться, а сам сбежал вместе с Глебом отгонять «дракона».
По дороге они заехали на реку, искупались, перекусили в городе и ближе к вечеру добрались до Диминого загородного дома. Въезжая в гараж, Глеб сразу заприметил лишние машины. Заподозрил, что они принадлежат Бирюковым. Не ошибся. Костя и Денис сидели на веранде, цедя пиво, пока Дима колдовал с мясом и грилем во дворе. Братья крепко обнимали Глеба, звонко хлопая его по спине.
— Ну вымахал, мужик! — не мог не заметить Костя.
— Батю еще не догнал, но скоро, — напророчил Денис.
Саша гордо улыбался, наблюдая эту картину.
— Чего не приезжал сто лет? — поинтересовался старший Бирюков.
Глеб открыл рот, но соврать что-то про занятость и бешеный столичный темп не успел, потому что влез подошедший Токарев.
— Так Геллер его достал со своим занудством. Глебка девок трахать любит, а Саньку это бесит.
Глеб покраснел. Саша скрипнул зубами. Все остальные заржали.
— Я не могу, — покатывался Костя, — Геллер, ты у нас прям деспот. Застращал парня.
— Да я не… — попытался поспорить Саша, но слова ему не дали.
— Жесть, — гоготал Денис, — Сань, ты бы радовался, что он по бабам ходит. В Москве мог бы и в педика перекраситься.
— Это вряд ли, — фыркнул Глеб.
— Геллер моралист, — продолжал лить бензин в огонь веселья Токарев, — и знаток. Сань, ты сам со сколькими спал-то?
— С женой и… со второй женой, — ответил за Геллера Костя.
Тут уже и Глеб не сдержал смешка. Уж больно забавно друзья утрировали отцовскую моногамию.
— Дебилы, — скорчил гордое лицо Саша.
Он взял себе банку пива, отхлебнул.
— Между прочим, я вам парня привез. Заметили? Над ним и угорайте. Он нуждается.
— В чем?
— В промывке мозгов посредством стеба и алкоголя.
Дима пихнул Глебу в руку пиво.
— Тогда начнем с того, что ты, Глебася, больше и близко не подойдешь к моей машине…
— К какой? — уточнил старший Бирюков
— Он «дракона» помял.
— Твоего «дракона» пора пристрелить, чтоб не мучился.
Такую эвтаназию Токарев стерпеть не мог. Он долго втолковывал Косте, что машина его почти живая и дорога, как память о молодости. Потом зашла речь о том, где Глеб удосужился забодать дерево, к слову пришлось упоминание об Алисе. Ближе к ночи младший Геллер заплетающимся языком рассказывал, какая она классная и… не его. Мужики наперебой давали советы, прерывали друг руга, вспоминали свои похождения, приводили примеры из жизни друзей и знакомых.
Глеб вырубился в гостиной на диване, не дойдя до спальни. Утром он проснулся разбитый и похмельный. Костя подбросил его до базы, велел не стесняться, звонить, пообещал на неделе заехать в гости. А старшего Геллера прямо утром от Токарева забрала Настя. Она плюнула на курорты и решила просто прокатиться по центральной России. Саша был, как и Глеб не в том состоянии, чтобы спорить. Да и план жены ему понравился. Вообще он был бы рад любому плану, в котором сможет провести с Настей кучу времени наедине.
Глава 19. Честность и последствия
Спустя неделю Саша вез Глеба на вокзал. Он бросал на сына тревожные взгляды, а тот в свою очередь не спешил поделиться планами.
— Когда ждать снова? — решился спросить родитель.
— Не знаю, пап, — передернул плечами Глеб, — С Героями контракт до конца сентября, а там может что-нибудь по основной работе найду.
Геллер с удовольствием бы запер сына на базе, снабдив пожизненной работой и даже долей в деле, но он прекрасно понимал, что Глеб ни за что не согласится. Поэтому Саша, выжав из себя максимум понимания, предложил:
— Могу пообщаться с кем-нибудь о твоем трудоустройстве.
— Не надо, — тут же огрызнулся Глеб, — Я сам справлюсь. Не мальчик.
Обняв сына на перроне, Саша не выдержал.
— Не понимаю, Глебась, за каким чертом ты едешь сейчас? Оставайся дома. С базой ты справился, в Москве никто не ждет. Брось своих Героев. Сколько можно?
— Нет, — упрямо помотал головой Глеб, — Мне надо, пап. Поговорить с Мишкой.
— Уверен?
— Нет.
— Может не надо, если не уверен?
— Хочу увидеть их, тогда и пойму все. Или расскажу, или тихо съеду.
— Ох, Глеб, — Саша еще раз притянул сына к себе, похлопал по спине, а потом сказал очень важные слова, — Уверен, ты сделаешь правильный выбор. Но даже если ошибёшься, знай, что я тебя поддержу.
— Спасибо, — Глеб улыбнулся отцу.
Они еще раз крепко обнялись, Глеб зашел в вагон, сел, махнул рукой в окно. Поезд тронулся. Геллер прикрыл глаза, задремывая. Пытался в этом полусне опять думать, размышлять, но снова не находил однозначного решения. Проснулся, когда за стеклом мелькали столичные высотки. Вышел на перрон, вдохнул родной запах дыма, перемешанный с ароматом из ларька с шаурмой, заулыбался. Он скучал по Москве. Она стала ему домом. Здесь он нашел свое место, призвание, любовь. Но здесь же придется терять дружбу. В любом случае.
Уже в метро Глеб решил, что просто соберет вещи и съедет. Он больше не сможет общаться Мишкой, как раньше. И лучше для него и Алисы будет, если они перестанут общаться, видеться. Увольнение сыграло на руку. Глеб собирался искать жилье и работу подальше от Новогиреево, Джедая и друзей. Допускал возможность устроиться в Столицу тренером. Пусть ему это не очень нравилось, но заначка стремительно таяла, побуждая зарабатывать, а не воротить капризно нос.
Войдя в квартиру, он даже обрадовался, что там никого не было. Но как бы Глеб ни готовился, все равно стал психовать, натыкаясь везде на следы присутствия Алисы. В прихожей стояли ее босоножки, на кухне появилась розовая чашка, в ванной вся раковина была уставлена косметикой. Она жила здесь, сомнения не было. Она спала с ним, это было очевидно. Она предпочла быть трусливой врушкой.
