Дома вечерами находиться невыносимо, потому что там Алла и Женя. Меня мутить от зависти, потому что они бессовестно счастливы и не скрывают этого. Оба, конечно, не могут не заметить, что я теперь не ночую у Кирилла, но молчат. Тактичные. Лишь один раз Алла заводит разговор, пока Женька в душе.
— Вы расстались? — спрашивает она.
Я кривлю лицо.
— А мы были вместе?
— Он придурок. — Алла копирует мою гримасу. — Опять все рушит с этими бабами.
Я смотрю на нее непонимающе. Алла объясняет:
— У всех есть инстаграмм, Ась. Кирилла же там помечают на фотках. Типа реклама. Противно даже мне.
— Угу, — киваю я и встаю, чтобы налить себе попить водички.
Проходит еще неделя, и я начинаю выть от желания согласиться встретиться с Нечаевым. Он словно чувствует это и дублирует цветы, а в випе извиняется в миллионный раз и ловит меня, прижимая к двери.
— Я так скучаю по тебя, зайчишка, — шепчет Кир, закидывая мои безвольные руки себе на шею. — Прости меня, Аська. Сам не знаю, что это было. На меня как затмение нашло. Прости, милая, прости.
Я пытаюсь не отвечать на поцелуй, который следует за этими словами, но я тоже скучала, и нет сил сопротивляться его губам и языку, который просится внутрь. Ладони, что ласково гладят плечи и затылок, извиняются за него лучше слов.
Я люблю его сильнее, чем когда-либо и ненавижу себя со страшной силой одновременно.
— Я заберу тебя сегодня после смены? — шепчет Кир.
Я не отвечаю, и он повторяет, не спрашивая, а утверждая.
— Заберу.
Нечаев держит слово, ждет меня у черного хода. Как обычно, возле мусорных ящиков. Я запрыгиваю в машину, и мы начинаем целоваться. Сразу. Моментально. Не тратим время на приветствия. Тем более на разговоры, которые точно все испортят.
Кир запускает руку мне под майку, ласкает грудь через кружево лифчика. Я постанываю, извиваясь, проклинаю просторную обычно, но сейчас такую тесную машину.
— К тебе, — стонет Кир. — Давай к тебе.
— Женька и Алла, — напоминаю я ему о соседях.
— Плевать. Я не доеду до дома. Хочу тебя, зайчишка.
По его несдержанности и нетерпению я понимаю, что вероятно он и правда не спал ни с кем из этих дамочек. Хотя, помня его ненасытные аппетиты в постели… На всех ведь хватит.
Стараюсь не думать об этом. Кирилл мне помогает. Когда его рука гладит колено, а потом скользит по бедру все выше и выше, из головы вылетают все мысли. Я не помню обид и боли. Единственное, что меня сейчас волнует — побыстрее добраться до кровати.
Время — ночь. Мы, как школьник, хихикаем и крадемся, не зажигая света. Кир натыкается на все, что можно и нельзя, потому что пытается одновременно идти, целовать и ласкать меня. Я шикаю на него и тут же булькаю, пытаясь подавить смех. Он тоже старается не хохотать. Чтобы заглушить звуки, целуемся.
Через минуту мы уже в моей комнате, на узкой кровати полуторке. Как и в первый раз, я не чувствую дефицита места, потому что мы с Киром буквально приклеились друг к другу. Одежда валяется кучей на полу, и мы, наконец, можем чувствовать друг друга без лишних тряпок. Кожа к коже. Кир шарит руками, трогая меня, поглаживая, сжимая. Словно вспоминает, какая я.
— Аська, — стонет он, когда я опускаю руку, тоже желая освежить память.
Я опять шикаю на него, прошу быть тише. Он соглашается и замолкает, чтобы теперь вспомнить, какова я на вкус. Его губы, язык, зубы гуляют по моему телу, задерживаются на груди, заставляя меня прикусить кулак, чтобы не стонать в голос. Кир смещается все ниже и ниже. Уже через минуту я забываю, что кулак может помочь сохранить тишину. Кир сам зажимает мне рукой рот, но при этом не прекращает изводить меня языком, пока я не начинаю дергаться в конвульсиях, как припадочная.
Он возвращается довольный, чтобы накрыть мои губы поцелуем. Это помогает быть тихой. Очень проницательно. Потому что я бы кричала на весь дом, вспоминая, как же невероятно чувствовать его внутри. Мы целуемся без остановки. Кровать скрипит, но из-за бешеного пульса в висках я ничего не слышу. Кровь носится по венам с сумасшедшей скоростью. Развязка настолько скорая и интенсивная, что я почти ее не замечаю. Но замечает Кирилл. Он шепчет мне сладкие словечки, хвалит и просит еще. Я не могу ему отказать. Мне тоже мало. Второй пик подобен пологой вершине, на которую не стоит взбираться бегом. Мы делим это удовольствие на двоих, смакуя и нежа друг друга. Я смотрю на него. Он на меня. Мы не отводим глаз, пока они не закатываются от удовольствия. Кир целует меня, аккуратно скатываясь, пристраиваясь сбоку, прижимает крепко и почти мгновенно засыпает. А я еще долго лежу, вдыхая его запах, слушая мерное, спокойное дыхание, впитывая прикосновение горячей влажной кожи. Недобитая надежда оживает, поднимает голову. Я разрешаю себе помечтать, что конец отменен.
С этой мыслью засыпаю.
Рано утром Кир выключает будильник и встает. Я слышу, как он крутит головой, разминая затекшую шею, и потягивается.
— Не уходи, — прошу я, приоткрыв один глаз.
Кир присаживается на кровать и смахивает волосы с моего лица.
— Надо заехать домой, переодеться, — объясняет он, застегивая рубашку.
Я закусываю губу, чтобы не съязвить о том, что после клуба он не очень спешил сменить одежду. Ругаться с утра не хочется, поэтому предпочитаю промолчать.
— Я приеду обедать, — обещает он, целует меня и уходит.
Слышу, как захлопывает дверь через минуту, и снова проваливаюсь в сон.
Женька с Аллой, как всегда, стараются не шуметь, но я все равно просыпаюсь. Обычно встаю и иду завтракать с ними, но сегодня тихо лежу, дожидаясь, когда они оба свалят. Оправдываться за ночные подвиги совсем не хочется. Женька еще мог бы промолчать, но Алла точно устроит допрос с пристрастием.
Поэтому встаю только, когда они оба уходят. По этой же причине опаздываю на работу.
По дороге в «Прагу» листаю новости и соцсети. Приходит сообщение от Гали. Я готова получить от нее дозу упреков и угроз, потому что до смены остается буквально две минуты, но вместо этого приходит фото.
