Угэдэй, возмущенный неспособностью своих эмиссаров навести порядок в Корее, на великом курултае в 1235 году объявил об организации новой экспедиции, чтобы навсегда усмирить полуостров. Огромную армию теперь возглавили генерал-тангут Багатур и второй командующий Хон Бок-вон, корейский перебежчик: они получили наставления уничтожить все рудименты оппозиции, но не тратить время и ресурсы на морскую операцию по захвату острова Канхвадо. Монголы вновь переправились через реку Ялу и «отутюжили» корейцев в самой смертоносной кампании весной 1236 года, дойдя до южного течения реки Ханган через Анчжу и Качжу.
Корейцы возобновили партизанскую войну; монголы ответили полномасштабным геноцидом
[2045]. Каждый раз, когда какая-либо местность вроде бы усмирялась, там вновь начинались партизанские выступления, вызывавшие ответные жесткие меры. Наконец Коджон в своем убежище на острове Канхвадо понял, что он больше не может выносить страдания своего народа. В 1238 году он подписал принудительное перемирие и отправил в новую столицу Угэдэя Каракорум делегацию для переговоров о заключении договора о постоянном мире. Монголы требовали его личного присутствия, но он отказался приехать, отправив монголам заложниками ближайших родственников.
Мир наступил в 1241 году, но перепуганный Коджон остаток своей жизни провел на острове. Как бы то ни было, в Корее монголы приобрели полезный опыт ведения морских операций, который им пригодился при завоевании империи Сун. Когда Коджон умер в 1259 году, процарствовав 46 лет, монголы вторглись на остров и разрушили все крепостные стены и фортификации. Корея была аннексирована Хубилай-ханом, хотя династия Корё просуществовала до 1392 года
[2046].
К концу своего правления Угэдэй с полным основанием мог сказать, что завершил миссию отца и завладел империей, простиравшейся от Тихого океана до Каспия. Оставалась незаполненной только одна маленькая клеточка в трансазиатском пазле — Тибет. Чингисхан сам нередко демонстрировал интерес к этому загадочному горному региону, и Угэдэй унаследовал это влечение. Он отправлял на Тибет две экспедиции: одну под началом Годана в 1236 году, другую, вызвавшую, как утверждают, катастрофические последствия, — в 1240-м
[2047]. Тибет был покорен должным образом во время ханства Мункэ в пятидесятые годы XIII века.
Согласно одной версии истории — оспариваемой некоторыми специалистами — внук Чингисхана встречался с Сапаном
[2048], настоятелем Сакья, секты тибетского буддизма, и предложил мирно подчиниться монгольской гегемонии. Сапан согласился с «мудрым решением» и отправил «пастырские послания» духовным и светским руководителям, рекомендуя поступить именно таким образом. Хубилай-хан впоследствии объявил школу Сакья наиболее предпочтительной верой на Тибете
[2049].
Успешные кампании монголов на Тибете, в Корее, Китае и Иране завершили лишь часть заветов Чингисхана — в сфере военных завоеваний и формирования нового типа внешнеполитических отношений. Решать проблемы мирного времени оказывалось нередко более сложно и многотрудно.
Глава 15
Управление Монгольской империей
Угэдэй несправедливо недооценен историками. По крайней мере, не существует ни одного хвалебного жизнеописания. Есть почитатели у Чингисхана, Хубилая и даже у Мункэ, нередко некритичные, дающие только агиографию. Блистательные успехи Угэдэя в сфере внешней политики почти не упоминаются, как и его достижения в консолидировании деяний Чингисхана и создании солидной финансовой базы.
Образно говоря, Чингисхан оставил ему в наследство «чашу с ядом» в самых разных областях жизни. Угэдэй унаследовал финансовый кризис; ему пришлось утверждать власть кагана в борьбе против высокомерной, коварной, анархичной, алчной и агрессивной клики местных олигархов, в которую входил и его брат Джагатай. Он был властителем второго поколения, чье возвышение вызывало споры. Ему недоставало личной обаятельности Чингисхана, его престижа и авторитета, имперской харизмы завоевателя мира. Угэдэй должен был укреплять свои позиции, выстраивая новые институциональные опоры.
Его власть всецело зависела от имперской стражи — кешика, роль которого была особенно важна в условиях действия центробежных сил, которые разорвут империю после 1241 года. Он начал подспудно перестраивать имперскую структуру Чингисхана сразу же после его смерти. Два главных фактора подпитывали неминуемый распад: тумены и их мини-царства, основанные на реальном или фиктивном родстве; императорский клан, управлявший «вотчиной» или улусом. В противостоянии с этими силами Угэдэй опирался на ночных стражей и сильную центральную администрацию, контролировавшуюся доверенными помощниками.
Ключевой военной фигурой был Эльджигидей
[2050]. Угэдэй стремился соединить военный тип контроля с гражданской администрацией. Для этого он создал центральный секретариат, в котором Эльджигидей командовал ночными стражами, а Чинкай был управляющим двором, хранителем имперской печати, распределителем военной добычи, последней инстанцией в решении всех гражданских вопросов, хотя Угэдэй никогда не называл его главным министром. Другим важным сановником был Няньхэ Чжуншань, кидань, отвечавший за все письменные тексты, касавшиеся империи, — в сущности, хранитель архивов
[2051]. В отличие от военной практики направлять китайских воинов в Хорезм или тюркских солдат в Китай, чтобы предотвратить возможные сговоры и мятежи местной элиты, Угэдэй избрал принцип «каждой лошади — свой скаковой круг», то есть предпочитал использовать местных профессионалов и экспертов. Среди управленцев особенно выделялись три человека, представлявшие различные культуры: Махмуд Ялавач, исламист из Хорезма, Елюй Чуцай, кидань, соединявший в себе три культурные традиции — киданей, китайцев и чжурчжэней, и Чинкай, несторианский христианин, который мог одновременно выступать от имени тюрков, кереитов, уйгуров и других народностей, исповедовавших несторианство
[2052].
