Стенка оказалась не особо высокой, при желании Макс мог бы дотянуться до края рукой, если бы подпрыгнул. Но вместо этого прошел мимо, оглядываясь по сторонам. Пустырь начинался справа от тропки и тянулся, похоже, до «железки», скрытой туманом: оттуда доносились гудки и грохот поездов. Неподалеку виднелись еще остатки стен, тоже из красного кирпича, одна выше другой, развалины резко обрывались в подобие воронки или кратера, почти скрытого травой и кустами. Было очень похоже, точно в центр сооружения упало что-то очень тяжелое и разметало кирпичи по окрестностям. Дальше тропка делала поворот и резко уходила вниз, но подошвы почти не скользи по осколкам, и Макс легко сбежал на дно ложбинки. И первое, что увидел, это здоровенный крест из черного мрамора с отбитыми краями. Рядом виднелось нечто, похожее на стог сена, небольшой такой стожок, мокрый, покосившийся на один бок. Макс подошел к кресту, присмотрелся. На ободранном основании виднелись золотые буквы, надпись обрывалась на полуслове, буквы стерлись от времени, и прочитать их было ну никак невозможно. Макс с минуту пытался разобрать их, потом бросил, а потом сообразил, что здесь нечисто. Обстановка как-то изменилась, но как – понять не мог, глупо крутил головой, чувствуя, как сердце сжимает липкий ужас. Стожок исчез, вместо него рядом обнаружилась нехилая такая глыба из черного же мрамора, отполированная и блестящая на поверхности, как новенькая. На ней тоже виднелись буквы, и тоже золотые, Макс вытянул шею, присмотрелся, обернулся на шорох и едва удержался на ногах. Стожок, ростом ему по плечо, колыхался напротив.
– Дождик закончился, – сказало нечто. Мутный контур шевельнулся, зашуршал, Макс попятился и налетел на черную глыбу. Часть могильной плиты, как показалось, а надпись была, несомненно, эпитафией кому-то богатому и влиятельному, но давно, очень давно. А напротив стояла бабка-соседка и поправляла дождевик. Одной рукой она опиралась на палку, второй расправляла шуршащие складки плаща. Мокрые седые волосы прилипли к впалым щекам, синеватые губы дрожали. Бабка тяжко опиралась на палку и в упор смотрела на Макса.
– Добрый день, – пришел он в себя. Старуха кивнула, стряхнула с дождевика капли и выбралась на тропинку. Сердце успокоилось, Макс выдохнул и пошел следом за старухой. Та обернулась.
– В магазин вон туда, – она показала палкой в туман, откуда гудела электричка, – тут быстрее можно дойти. А я Мишу и Люду проведать ходила, давно не была у них. Завтра на вокзал пойду, Володя с Тамарой в гости ко мне приедут.
– Родственники ваши? – Макс зачем-то решил поддержать разговор. Бабка чуть улыбнулась дрожащими бледными губами.
– Дочка моя и зять, у них хорошая семья, я к ним часто хожу. А Володя – это брат мой родной, с женой приедут. Давно не были.
И поковыляла к дому, стуча палкой по кирпичу, постепенно пропала в тумане.
«Чокнутая», – Макс быстро пошел в другую сторону. Туман стремительно разносило ветром, скоро справа показались огромные старые березы на взгорке, дождь закончился, и стало очень тепло. Магазин действительно оказался очень близко, и знай Макс дорогу, до места он добежал бы за пару минут. Как и обратно: когда вернулся, бабки поблизости не было, дети так и орали из окон первого этажа. А вечером, когда стемнело, и от пруда раздалось первое пробное «ква», во двор въехала тонированная «семерка». Из динамиков орал рэп вперемешку с матюками, водитель жал на сигнал, пока из подъезда не выскочила Анька в коротком обтягивающем платье. Она уселась на переднее сиденье, тонированное корыто развернулось, подняв из лужи хорошую волну, и убралось ко всем чертям. С минуту было тихо, точно в дальнем космосе, потом с первого этажа раздались детские крики и мультяшные вопли. К ним примешался лягушачий хор, Макс закрыл все окна и лег спать, чтобы поскорее закончился этот еще один впустую прожитый день.
Окна закрыл, а шторы забыл, и проснулся от яркого света прямо в глаза. Солнце поднялось из-за насыпи с рельсами и светило точно в окна. На стекла было больно смотреть, до того они оказались грязными, Макс старался не обращать на это внимания. Настроение улучшилось, но ненадолго: не помогли ни обновление резюме, ни парочка рассылок: они точно в черную дыру провалились и там сгинули. К обеду от утреннего оптимизма не осталось и следа, да еще в комнате стало темно: солнце поднялось выше, и его закрывал разросшийся до неприличия клен. Макс открыл окно, присмотрелся и решил, что пара веток тут явно лишняя, их можно без труда обломать, и дереву это не повредит. На всякий случай прихватил с собой небольшой нож с зазубренным лезвием и отправился на дело. Клен рос точно у скамейки на мощных кованых ножках, такой старой, что та буквально вросла в землю. Макс забрался на спинку, дотянулся до самой большой ветки, ухватился за нее и поджал ноги. Ветка пружинисто покачалась, держа его вес, потом смачно хрустнула. Макс удачно приземлился на спинку лавки, потянул ветку на себя и принялся отрывать ее от ствола.
– Бог в помощь, – раздалось откуда-то сбоку. Ветка дернулась из рук, но Макс удержал ее, повернулся. На крыльце стоял толстый небритый мужик в тельнике и грязных джинсах. На голове седая редкая растительность, глаза крохотные, мутные точно после хорошей пьянки, короткую шею опоясывает толстая серебряная цепь, теряется в складках под подбородком. Мужик облокотился на перила и наблюдал за Максом.
– Темно от них, – он дернул ветку еще раз. Та повисла на длинной полосе коры и отрываться ну никак не хотела. Макс боком перебрался по спинке лавки поближе к дереву и принялся пилить ножом кору.
– А, понятно, – толстый зевнул, почесал пузо. – Темно, значит.
– Да, – Макс справился с веткой и принялся ломать ее колено. – Нифига не видно и плесени полно. Хорошо бы срубить его, а то мешает.
Мужик захлопнул рот, подтянул штаны и, шаркая тапками, спустился с крыльца.
– Давай помогу, – он оказался рядом, взялся за ветку в руках у Макса.
– Да я сам.
– Мне не трудно. – Мужик с силой рванул ветку на себя, Макс покачнулся и, не удержав равновесия, сорвался со спинки лавки. Мужик отшвырнул ветку, схватил Макса за грудки и неожиданным броском перекинул через себя. Мелькнули перед глазами старые рассохшиеся доски, что закрывали окна первого этажа, потом край ступенек крыльца, потом песок и лужа. В ней отражалось пасторально-синее небо, и сновали черные мелкие существа. Сначала показалось, что это стрижи отражаются в спокойной синей глади, но при ближайшем рассмотрении они оказались жуками-водомерками на длинных тонких лапках. Над ними нависла грузная тень, Макс успел развернуться и даже вскочил, но удар в живот отбросил его к лавке, дыхание перехватило. Он никак не мог сообразить, что происходит, а когда дошло, было поздно. Толстый ловко, точно каждый день только этим и занимался, вырвал у Макса нож и схватил за горло. Держал как-то странно: боли не было, только дыхание разом прекратилось, а перед глазами поплыли желтые пятна. И точно сквозь вату слышались слова:
– Запомни, скотина, это мой клен. Я его посадил, когда в первый класс пошел. Сам посадил, своими руками. А если он тебе мешает, то вали отсюда нахрен, или я тебе кое-что оторву…
