Перед глазами маячило бледно-желтое пятно, от него разило дешевыми сигаретами и перегаром.
– Пару жизненно-важных органов с корнем выдерну… – неслось из густеющего тумана, – если хоть листик на нем тронешь…
Раздался глухой звон, точно били в дальний колокол, туман поглотил и эти звуки, стало темно и очень тихо. Макс судорожно дернулся раз-другой, и вдруг точно завесу отдернули: вернулся и свет, и звуки с красками, и воздух. Толстый стоял напротив и смотрел Максу прямо в глаза, но горло не отпускал, лишь чуть ослабил хвату. А на крыльце бабка лупила палкой по перилам:
– Витька, прекрати! Отпусти его, кому сказано, или получишь сейчас!
– Не боись, баба Надя, мне статья пока без надобности.
Витька разжал пальцы, отступил на шаг от Макса и принялся вытирать руки о штаны. Голова закружилась, Макса повело вбок, он грохнулся на колени и схватился за шею, закашлялся, да так, что опасался, как бы кишки не выпали. Витька смурно глянул на него, взял отломанную кленовую ветку, посмотрел на ствол, точно прикидывая, как бы приставить ее обратно. Бабка успокоилась на крыльце, из окна первого этажа таращились Анька и ее дети. Мальчишка показал Максу средний палец, девчонка подхватила, они засмеялись. Мать гладила деток по головкам и улыбалась, радуясь их смеху.
– Башку тебе оторвать… – бабка не договорила. Во двор въехало такси, обогнуло лужу и задом сдало к подъезду. Передние дверцы открылись одновременно, вышел водитель и высокая девушка с темными, собранными в «хвост» волосами на затылке. Загорелая, в светлых коротких брюках и майке, она кивнула бабке, мельком глянула на Макса, на Аньку. Та мигом пропала с глаз долой, пацан с сестрой убежали следом.
– Настюха, привет! – заорал Витька, доламывая ветку. – Ну, как тебе итальянские мужики?
– Получше наших. – Девушка глянула на Макса, точно на дохлую лягушку, потом с тоской посмотрела вверх, на закрытые окна, где за стеклами виднелась белая занавеска. «Привет, гадюшник», – послышалось Максу, но сейчас он был в себе не очень уверен, могло и показаться. Тем более, что девушка на него внимания более не обращала, негромко говорила что-то водителю. Тот взял большой синий, в белый горошек, чемодан, и потащил его в подъезд. Настя достала с заднего сиденья спортивную сумку, закинула ремень на плечо и пошла следом.
– На тебя кто-то позарился? – гаркнул Витька. – Видать, плохи в Италии дела!
– По себе не суди, – огрызнулась девушка и пропала в подъезде. Бабка посмотрела ей вслед, тяжко спустилась вниз и угнездилась на лавочке. Макс поднялся на ноги и перевел дух. Водитель вернулся, такси уехало прочь.
– Вот я тебе, – бабка погрозила Витьке палкой. Тот кинул ветку в заросли полыни и лопухов, поправил штаны и двинул следом за машиной. Макс подобрал свой нож и поплелся в квартиру.
Горло болело до поздней ночи, саднило, и постоянно хотелось пить. Вдобавок на правой скуле обнаружилась длинная ссадина, налилась кровью и напоминала о себе при каждом неловком движении. Сон не шел, от боли и стыда Макс не знал, куда деваться, то крутился в постели, то слонялся по квартире и смотрел в окно. Поганый клен таинственно шевелил ветками, в черном небе мелькали звезды, за оврагом гудели поезда. Тысячи планов, как отомстить толстому Витьке, возникали в голове и рушились в прах. Измучился так, что уснул лишь под утро и почти сразу вскинулся от тихих шагов из коридора. Кто-то прошмыгнул мимо двери и бежал по лестнице вниз. Макс кинулся к окну, закрутил головой. В серых сумерках заметил Настю: та в джинсах, легкой куртке и кедах, с той же большой сумкой в руках пробежала под окнами дома, обогнула лужу и быстро зашагала по дороге с брусчаткой, пропала из виду. «Ничего себе», – на часах была половина шестого утра. Макс снова лег и проснулся, как вчера, от бившего в глаза солнца: начался новый день.
Резюме по-прежнему никто не смотрел, что сейчас было даже неплохо. Свежие ссадины тянулись едва ли не через пол-лица, и Макс сомневался, что это поможет ему на собеседовании. Полдня проспал, потом понаблюдал за дракой Анькиных детей: пацан колотил сестру пластиковой бутылкой из-под пива, причем норовил врезать по голове. Девчонка визжала, царапалась, Анька не показывалась, бабка точно приросла к лавке, а заодно оглохла и ослепла. Потом девчонка свалилась в лужу, разоралась и сидела в грязи, пока не пришла сонная Анька. Мальчишка убежал куда-то в заросли, Макс поспал еще немного, потом наступил вечер, потом стало совсем темно. В доме все стихло, слышался только лягушачий ор с пруда и гудки гудок поездовпоезда, причем колеса грохотали так, будто тот катил по дну ближайшего оврага. А ближе к полуночи, когда Макс снова улегся, в коридоре послышались шаги и недовольный резкий голос:
– Электричку отменили, прикинь. Дерево на рельсы упало, и его два часа убрать не могли. Дурдом, еще бы. Ты даже не представляешь, в какой заднице я живу. – Шаги затихли у его двери, что-то негромко звякнуло, Макс глянул на часы. Те показывали половину двенадцатого.
– Каменный век, точно. Ничего, мне еще полгода потерпеть осталось. Я дольше ждала.
Голос девушки затих, хлопнула дверь в другом конце коридора. Макс уставился в потолок, полежал так немного и неожиданно быстро заснул.
Следующие несколько дней меж землей и небом висела дождливая муть, она глушила гудки электричек и лягушачий хор с пруда. В жизни ровным счетом ничего не происходило, менялись только даты в календаре. Также орал во дворе Анькин выводок, шаркала по коридору бабка, стучала палкой, а по Насте можно было часы сверять. Тихие шаги раздавались ровно в половине шестого утра и в одиннадцатом часу вечера. Затем становилось тихо, а потом из нор выходили мыши. Твари сновали по коридору, пищали под дверью, громко шуршали чем-то и дрались так, что утром на полу валялась шерсть, и виднелись мелкие темные пятна. После особо душного и мутного дня пошел дождик, мелкий и неуверенный, он робко стучал по подоконнику, и Максу казалось, что это мыши там скребутся, и с трудом сдержался, чтобы не пойти и не разогнать хвостатых тварей. А утром зазвонил мобильник.
Макс и не сразу сообразил, что это за звук такой и откуда доносится, потом схватил трубку. Звали на собеседование, причем не щебеталка-кадровичка, а вполне себе уверенный серьезный дядя. Представился Владимиром Николаевичем, директором департамента обеспечения безопасности, и заявил:
– Я сам себе сотрудников подбираю, резюме ваше понравилось. Давайте завтра встретимся, если это удобно.
Было более чем удобно, Макс, как мог, спокойно согласился, уточнил время и место и едва не заорал от радости, когда разговор закончился. Условия были так себе, средние по рынку, но и в это предложение Макс был готов хоть зубами вцепиться: вынужденное затворничество действовало на психику, да и деньги уже заканчивались. Осмотрел в зеркале свою физиономию: та выглядела вполне пристойно, чтобы показаться на людях. Прикинул, в чем поедет, посмотрел расписание электричек на Москву. Получалось, что выйти придется в шестом часу утра, иначе приедет впритык, и потом придется бежать. Мелькнула мысль, что если завтра все выгорит, то вставать в такую рань придется несколько раз в неделю, в том числе и зимой. «Плевать», – Макс закрыл страницу. На душе стало тоскливо, он разом представил, на какую каторгу подписывается и что убьется уже через месяц за небольшие, прямо скажем, деньги. Но выхода-то нет и не предвидится.
