– Что теперь? – Настя повернулась к Витьке, потом к Максу. – Дальше что?
Витька закурил и приоткрыл окно. В кухню ворвался сырой упругий ветер, гром заурчал, точно пес под окном: глухо, но все увереннее набирая силу.
– Уезжайте, если хотите, – Витька выдохнул дым в окно, – один фиг дому хана. Валите, я не в обиде.
– А ты как же? – Настя поставила локти на стол, уперлась подбородком в ладонь.
– Это мой дом, я тут родился и всю жизнь прожил, бежать не собираюсь. Да и некуда мне. Запахи сырости и дыма слились, с улицы послышался тихий шорох, вдали, еле слышимая, загудела электричка. «На вахту уеду», – подумал Макс, – «на полгода сразу». Это выход, конечно, но куда возвращаться?
– А я еще на ипотеку не накопила, – проговорила Настя, – на первый взнос не хватит. Думала, до зимы дотяну. И потом, – она закрутила головой то к Максу, то к Витьке, – раз дом аварийный, нам взамен жилье дать должны, хоть какое-то. Не может же быть все вот так по беспределу?
Витька выдохнул в окно и совершенно искренне рассмеялся. Макс усмехнулся, покрутил пустую стопку в руках и поставил на стол.
– Могут, да, – Настя насторожилась. Шум с улицы стал сильнее, шорох перешел в плеск – там начался ливень. Девушка вытянула шею, смотрела в окно и скривилась как от водки.
– Снова лужу растащит до моста, не пройти…
Ее голос пропал в раскатах грома, молнии били в овраг, ломаные стрелы лупили из зенита будто в центр земли. Снова задрожали стекла, березы пропали за стеной дождя.
– Купальская ночь сегодня, – проговорил Витька. – папоротник цветет, русалки из воды вылезают.
– У тебя одни русалки на уме, – Настя поднялась с места, закинула ремень сумки за плечо. – Ладно, я спать, мне вставать в пять утра завтра. Всем спокойной.
Ушла, ее шаги стихли наверху, потом грохнула дверь. Витька взялся за бутылку, покрутил ее, глянул на просвет.
– Допьем? – он посмотрела на Макса, тот помотал головой. – Ну, как хочешь.
Витька поставил бутылку в шкаф и принялся собирать со стола посуду. Макс помог хозяину навести порядок, за окном лило с прежней силой: грозовая туча будто зацепилась за трубу и ходила у дома кругами.
– Я тоже спать. – Макс вышел в подъезд, Витька поплелся следом. Поглядели из двери на лужу, что разлилась чуть ли не до оврага, в мутное расчерченное еле заметными светлыми штрихами ливня небо и спрятались под крышу. Витька уселся на верхнюю ступеньку напротив входной двери, положил рядом монтировку.
– Буди, если что. – Макс пошел наверх, Витька кивнул и принялся щелкать зажигалкой.
В ванной отвалилась почти вся плитка, Макс привычно собрал осколки в тазик и выставил в коридор. Поглядел в окно на разгул стихии: дождь лил с прежней силой, от земли до неба точно стена выросла, за ней пропал и дальний лес, и огни города, и поганая стройка, точно смыло ее или никогда тут и не было. В мобильнике обнаружились два пропущенных звонка, с того же номера, что и вчера. Макс чертыхнулся: забыл позвонить, и отличная – судя по описанию в вакансии – работа уплывала из-под носа. Но там были в нем заинтересованы, раз дважды только сегодня звонили. Макс сунул мобильник в карман джинсов, чтобы завтра сразу перезвонить, как только начнется рабочий день, и лег спать под разгулявшуюся не на шутку грозу. Та без устали гремела до утра, и даже в неверном утреннем свете раздавались раскаты грома, уже гораздо тише ночных, но все еще близкие. И странный был этот гром, металлический, что ли, будто кто-то бил железом о железо, да еще и кричал при этом. Часы показывали пятый час утра, Макс полежал немного, приходя в себя со сна. И вдруг понял, что это ни гром никакой, а реально гремит что-то металлическое, а кричит женщина, кричит отчаянно и зло, слов при этом не выбирая. Макс оделся и бросился в подъезд. Из прихожей кинулся обратно, прихватил «Макарова», наспех сунул кобуру под футболку и побежал вниз, застегивая на ходу поясной ремень. Вылетел из подъезда и не сразу сообразил, где оказался: перед домом высился забор из серого профнастила, секции на деревянных опорах тянулись в обе стороны, пропадали за углом. Настя стучала по забору кулаками, потом повернулась и принялась лупить по нему ногой. Забор стоял насмерть, опорные стойки заливала грязная вода.
– Откройте, уберите! – Настя кричала просто в пространство. – Мне на работу, у меня электричка! Откройте, твари!
Макс кинулся к ней, потом рванул в другую сторону, домчался до угла дома с вмурованной в грунт подвальной дверью.
– Там то же самое! – крикнула вслед Настя. – Забор вокруг дома, нигде не пройти!
Между листами и травой виднелись кучи свежей земли: здесь забор держался на деревянных стойках-опорах, наспех врытых в грунт. Копали и ставили всю конструкцию, похоже, ночью, в грозу, гром отлично скрывал все звуки. От этого открытия легче не стало, Макс побежал обратно, с разбега налетел на забор плечом, стойка качнулась, но устояла, лист заходил волной, но и только. Настя все красная от злости, закинула сумку за спину и принялась бить по забору кулаками, но быстро выдохлась.
– Мне на работу надо! – прокричала она, задрав голову, Макс еще раз с разбега врезался в забор, потом еще раз, стойки закачались сильнее, забор повело чуть назад, и тут над ухом, буквально в паре-тройке метрах взревел двигатель, судя по звуку и тембру, не иномарки, а чего-то покрупнее. Завоняло соляркой и выхлопами, Настя отскочила, наступила в лужу и провалилась почти по щиколотку, светлые кеды моментально сделались бурыми. А от дома, перекрывая рев двигателя, раздался отборнейший четкий мат – Витька вылез на козырек подъезда, подтянул штаны и с двух рук демонстрировал куда-то жест, издавна оскорбляющий человеческое достоинство.
– Дениска, сдохни, сделай одолжение! – проорал Витька во все горло. – Катись от моего дома, тварь!
– Депутат, – Настя поправила волосы, – депутат, скотина. Я специально пораньше вышла, чтобы на работе немного поспать, а тут такое. Погоди, паскуда, не уходи.
И рванула к подъезду, не разбирая дороги, Макс побежал следом. Одновременно взлетели по лестнице, выбрались на козырек через открытое окно. Витька не орал, курил, зверски скалясь, и даже не оглянулся, когда Макс и Настя оказались рядом. Девушка кинулась на край, Макс удержал ее рукав куртки. Отсюда хорошо просматривалась и огромная, вдвое против себя обычной лужа, и забор, уходивший в обе стороны, и зеленый гусеничный бульдозер. Пустырь, сколько хватало глаз, перепахан, трава смешалась с грязью в глубоких колеях. Чуть в стороне за бульдозером стоял синий «паджеро», рядом торчал расписной верзила с перевязанной башкой и еще несколько человек, все в черном и будто бы одного роста, или так казалось в неверном свете начинающегося дня.
– Я из-за вас опоздала, суки! – закричала Настя. Витька выдохнул дым, хотел что-то добавить, и тут открылась передняя дверца внедорожника. Из салона тяжко выбрался Ахромкин, подошел к бульдозеру и улыбнулся патриотично-белозубо.
– Красавец, – выдавил из себя Витька, – экая тварь. Его не баба, а сука родила, вроде Аньки.
