Вот и Протопоповы приедут сюда после свадьбы, всего через неделю. В этот же домик, где проведут медовых две недели в этой спальне…
Нина с досадой думала, что она — одна из многих. И на этой кровати кто только не лежал, но никто с такой мукой, с какой это предстояло ей, первой красавице Чацка. Такова цена. Нина по-прежнему чувствовала к Квашнину физическое отвращение, хотя как человек он нравился ей все больше. Его манера держаться, уверенность, даже наглость, с которой он недавно говорил с разъяренной толпой. В нем была сила, и Нина этой силе готова была подчиниться. Но от этого Квашнин не переставал быть уродливым стариком, которому Нине предстояло отдать свою девственность. И Нина нервничала.
Наконец, она решилась. Поправила прическу, плеснула холодной водой на пылающие щеки и вышла в спальню. К Нининому огромному облегчению, она была пуста. Кровать не смята, и того, чего Нина так боялась, на покрывале не было: пошлых сердечек, или выложенной розовыми лепестками надписи: «Новобрачные».
«Новобрачная, как же!» — раздраженно подумала она.
Квашнин сидел в гостиной, в одном из двух кресел, в котором гиганту явно было тесно. Василий Дмитриевич был не в настроении. Его все здесь раздражало: какая-то турбаза, он уж и не помнил, как это бывает? Последний раз в студенческие годы, даже в палатке жил, кормя комаров, потом, когда делал карьеру, не до отдыха было. А уж когда появились деньги, первая мысль была — за границу! Квашнин с усмешкой вспомнил теперь первый отель, в котором остановился. Приморский городок, где самыми крутыми были четырехзвездочные отели. Теперь-то Квашнин понимал, что это дыра, а тогда, остановившись в трех звездах, почувствовал себя во дворце, на празднике жизни. Как же! Италия!
Но здесь, в средней полосе России, было еще хуже в плане комфорта, физического и душевного. Да еще отец избранницы — вор и убийца. И надо ей как-то об этом сказать. Шантажировать? Нина и без того достаточно унижена. Квашнин не хотел ее заставлять. Он искренне надеялся, что девушка будет его уважать. Восхищаться его умом, предприимчивостью, богатством. Всем тем, что он ей сможет купить, имея большие деньги. А остальное, как говорится, приложится. Связи по расчету довольно комфортные и прочные, с его стороны — деньги, с Нининой — качественные эскорт-услуги, в том числе и секс.
— Нервничаешь? — в упор спросил он у Нины, когда та, наконец, появилась в гостиной. Квашнин скептически оглядел ее наряд: джинсы, кеды, простую футболку. — Что-то не похоже на попытку меня соблазнить. Или ты ждешь, что я все сделаю сам? — он с насмешкой посмотрел на Нину.
Та вспыхнула, вспомнив недавнее унижение в квартире у Боброва. Сговорились они, что ли? Да неужели и, правда, что все, как один мужики — сволочи?!
— Мне раздеться? — с вызовом спросила Нина. В конце концов, все это уже было. Второй раз не так больно.
— Ладно, остынь, — Квашнин поднялся. Он был не в настроении. А без настроения — какое удовольствие? — Я устал с дороги. Полчаса трясся по вашим колдобинам. Уе… ще этот ваш Чацк, — выругался он.
Нина молчала. «Что мне делать?» — гадала она. «Как себя вести?».
— Иди к матери и сестрам, — вывел ее из ступора Квашнин. Обрадованная Нина шагнула к дверям. — И да: не надейся.
— Что? — Нина резко обернулась.
— Фраза «если ты не захочешь, то ничего не будет», не прозвучит…
…Бобров закинул сумку в шкаф и требовательно посмотрел на Гольдмана:
— И так? Что будем делать, Ося?
Они были в комнате вдвоем. Протопопов поднялся в мансарду, слышно было, как он ходит, раскладывая вещи. Пол дрожал под шагами почти двухметрового гиганта Кольки, шаткие стены щитового домика ходили ходуном.
— Ты хочешь сказать, с чего начнем? Можно попробовать поговорить с Мартином, — осторожно сказал Гольдман.
— Он от меня с четверга прячется, — пожаловался Бобров.
— Но он приехал. Это хороший знак. Получается, он хочет тебе помочь. Но ему стыдно, что ты застал его в таком виде.
— Если мы не поспешим, то найдем его еще в худшем виде.
— Это неизбежно, — философски заметил Гольдман. — Сегодня ночью все без исключения напьются. Неделька выдалась та еще.
— Так, может, успеем? — Бобров привстал.
— Сядь, — вздохнул Гольдман. — Ты собираешься вломиться к ним в домик? Там Шелковников. Проще попросить Лену, чтобы утром открыла дверь и впустила нас. И, пока Мартин трезвый, попробовать воззвать к его совести.
— Что ж… Еще варианты есть?
— А ты не допускаешь мысли, что это… — Гольдман взглядом показал на потолок.
— Колька? Нет… Он слишком уж…
— Тупой, да? А ведь это очень удобно, Андрюша. Тупить.
Бобров задумался.
— Как думаешь, чем сейчас занимается Байдашев? — спросил Ося.
— Тем же, чем и мы. Не думаю, что он сегодня ночью напьется.
— Вот! — Гольдман поднял вверх указательный палец. — Уверен: он взял след. Остается засечь, возле кого он будет крутиться во время банкета. Где сядет.
— Ну, сядет он, положим, рядом с боссом.
— Это ненадолго. Сегодня все ненадолго, Андрей, — печально сказал Гольдман. — Шаткое равновесие наступит, когда все усядутся за стол. А когда встанут из-за него, начнется срач. Проблема-то не рассосется после того, как все наедятся и напьются. Среди нас убийца. И Мартин под ударом. Надо бы за ним присмотреть.
— Точно! — оживился Бобров. — И как я сам не подумал! Он же напьется в стельку! А здесь река! И понтонный мост через нее!
— Да, на турбазе устроить несчастный случай проще простого, — согласился Ося. — Концов потом не найдут. Оступился человек спьяну, бережок крутой, речка быстрая. Ты держись на всякий случай рядом со мной. И много не пей, слышишь?
— Да слышу, — с досадой сказал Бобров. И прислушался к шагам наверху: — Сюда идет! Тихо!
Протопопов сиял улыбкой. Он переоделся в спортивный костюм, и Гольдман с Бобровым тоже невольно улыбнулись.
— Олимпийский резерв, — одобрительно сказал Бобров.
— А что, могем? — и Колька расправил широченные плечи, колесом раскатив мощную грудь. — Че, мужики? Идем бухать?
Гольдман с Бобровым переглянулись. «Да ну, не верю», — взглядом сказал Бобров. «Не может быть, что убийца — он!» Колькино круглое лицо было бесхитростным, взгляд чист и наивен, как у большого ребенка. Протопопов со счастливым видом зашагал под навес, где все уже было готово. Мангалы дымились, женщины суетились, завершая приготовления. Все уже были здесь. Кроме начальства, которое, как известно задерживается, зная, что без первых лиц за стол не сядут. Здесь же был и Миллер, который с озабоченным лицом разворачивал аппаратуру.
— Олег, — тронул его за плечо Бобров. — Ты заселяться-то будешь?
— Да некогда, — дернулся Миллер. — Видишь: не успеваю. Сейчас забегу в домик, закину вещи…
