Существо яростно воет и колотит рукой по прутьям, обрушивая на пол штукатурку.
За его спиной вой подхватывают его собратья, их голоса смешиваются с неистовыми криками сельчан.
– Господи, Альва, что происходит? – орет отец.
Я падаю на пол и подползаю к ведру, а существо продолжает ломиться в окно надо мной, просовывает в камеру длинную руку и ищет меня. Стоит поднять голову, и его когти оказываются в опасной близости от моего лица. Схватив ведро, я отползаю и встаю. Оно убирает руку и, держась за решетку, смотрит на меня с явной ненавистью. Я поднимаю ведро, намереваясь бить по его пальцам, пока оно не отпустит, но мне не приходится. Я делаю шаг вперед, и существо отворачивается, описывая головой почти полный круг, как сова. В следующий момент оно бесшумно исчезает из виду.
Опасаясь, что это уловка, я подхожу к окну сбоку, выставив перед собой ведро.
– Что происходит? – спрашивает отец.
– Не знаю. Кажется, оно ушло. Или пытается заставить меня в это поверить.
На площади тоже тишина: больше никаких выстрелов и криков.
– Оставайся на месте, дай я посмотрю.
Я жду, опустив голову и вслушиваясь. Отец резко втягивает воздух.
– Не смотри, Альва. Бога ради, не смотри.
Однако я выглядываю из окна, ведро выпадает у меня из рук, с лязгом падает на пол и закатывается под кровать.
В клетке труп Джима Баллантайна. Его обмякшее тело висит на ловушке, а шея представляет собой красно-розовое месиво.
Голова лежит рядом с ним.
Я отворачиваюсь и борюсь с рвотными позывами, прижимая одну руку ко рту, а другую к животу.
– Я тебя предупреждал, – вздыхает отец.
Я вытираю рот и смотрю снова, пытаясь в этот раз не обращать внимания на Джима.
И тут я вижу других. Три человека висят на окнах, из которых они высунулись, чтобы выстрелить. У них на шеях порезы, похожие на зло ухмыляющиеся рты, а головы почти отрезаны. В лунном свете их раны кажутся черными, а лица неузнаваемыми.
В доме рядом с особняком Джайлза разбито окно. Я замечаю два висящих на стекле арисэда – их сорвали с тел их владельцев. Дома кажутся тихими, безмолвными, и я стараюсь воспроизвести картину произошедшего.
Пока одно чудовище пыталось добраться до меня, другие атаковали стрелков, вытащили их из укрытий и разбили окна на первых этажах, чтобы пробраться в дома. Они, должно быть, украли несколько человек. «Будут делать запасы на зиму», – мрачно думаю я. Выжившие могли спрятаться в недрах дома. Во всяком случае, я надеюсь на это.
Пожалуйста, пусть Рен, Гэвин и Мэгги будут живы и здоровы.
– Одно попалось, – сообщает отец, нарушая ход моих мыслей.
Я снова выглядываю и смотрю на ловушку. Удивительно, но он прав. Забившись в угол и съежившись, в клетке сидит одно из существ. Я догадываюсь, что это молодое чудовище. Невысокое и худое, оно сгорбилось и прячется под чем-то, похожим на одежду…
– Альва, отойди от окна, – снова произносит отец, – не смотри.
Однако в этот раз его голос звучит иначе. Это не приказ, в нем нет раздражения или страха за меня. Я не сразу понимаю, на что похож этот тон.
Это мольба.
Затем я наблюдаю следующее: еще одно молодое существо прокрадывается на площадь, двигается вдоль стен зданий, чтобы оставаться в тени. Оно небольшое, а на голове и спине у него тот же странный покров. Но у этого голые руки, которые кажутся светлыми в лунном свете.
– Альва, – просит отец, – пожалуйста.
Существо смотрит на меня, и я узнаю свою мать.
Глава двадцать четвертая
– Альва, – зовет отец.
Это невозможно. Он убил ее. Я слышала четыре выстрела. Я слышала, как он унес ее тело к озеру. Моя мама мертва. И моя мама смотрит на меня. Я не могу понять, изменилась она или нет. То, что мне сначала показалось мехом, на самом деле одежда и волосы, которые прилипли к ее телу из-за влаги и жира. В прорехах на блузе виднеется ее бледная, как луна, кожа.
Существо в клетке поднимает голову, и меня окатывает новой волной ужаса: у него лицо Джеймса Баллантайна. Теперь я понимаю, почему Джим Баллантайн не закричал, почему он тянул к нему руки. Мужчина подумал, что это его сын.
Где-то раздаются выстрелы, и мы с отцом оба кричим и просим, чтобы прекратили палить. Я снова прижимаюсь лицом к решетке, а телом к стене, чтобы увидеть как можно больше. Существо – моя мать – смотрит на меня своими пустыми черными глазами, а затем разворачивается и убегает. Быстрее, чем обычный человек, но не так быстро, как монстры. Настоящие монстры.
– Как? – спрашиваю я.
В ответ – тишина. Но теперь я понимаю, почему отец не хотел никому рассказывать о падении уровня воды. Почему он пошел охотиться один. Почему заставил меня оставаться дома.
Почему закрыл книгу и не позволил Джайлзу узнать о существовании оланфуилей.
Он знал, что мама теперь одна из них, что она каким-то образом перестала быть человеком и стала чудовищем.
Я слышу скрип в соседней камере: отец слезает с кровати и отходит от окна. Я делаю то же самое, подхожу к двери и сажусь у нашей общей стены. У меня такое чувство, что отец по ту сторону сидит точно так же, словно мое отражение в зеркале.
– Как? – спрашиваю я снова.
Он откашливается.
– Мне придется рассказать все с самого начала, – говорит он. – Это долгая история.
– Мы никуда не спешим, – отзываюсь я, и он негромко смеется.
– Помнишь, она была сама не своя после того, как мы потеряли ребенка… – Он некоторое время молчит. – Джим Баллантайн рассказывал, что после такого горя это и неудивительно. Один из их с Адой сыновей умер еще до рождения. Джим посоветовал вести себя как обычно, позволить ей побыть одной, заниматься повседневными делами, и тогда она возьмет себя в руки. Это сработало с Адой. И я попробовал так же. Пойми меня правильно, я тоже горевал. Безумно. Но у меня не было времени убиваться.
– Почему?
– Ну, нужно было думать о тебе, ведь мать не могла о тебе позаботиться. И в тот год Джайлз открыл лесопилку, – поясняет отец. – Это был успех. Огромный. Только пострадало озеро: колесо забирало большое количество воды для пропаривания и варки, а лето выдалось жарким. У нас каждый день происходили стычки. Я заканчивал обход и шел к нему с отчетом, умолял сбавить обороты, а он твердил, чтобы я сам со всем разбирался. Будто я мог каким-то магическим образом заставить небо дать больше воды. – Он медлит. – Джайлз этим наслаждался. Властью и контролем. Не давал мне выполнять свою работу, зная, что ответственность все равно ляжет на меня. А потом мы потеряли ребенка.
