Это придало Флегру уверенности
[255]. Теперь он стал настойчивее продвигать свои идеи. Ему было что сказать, хотя ученый и догадывался, что услышит в ответ. Конечно, его станут убеждать, что те, кто подвержен заражению, изначально стартуют с другой позиции: к примеру, что более рисковые люди скорее подхватят паразитов. Флегр не мог этого исключить, хотя бы формально, но также он не мог вообразить, почему склонность к риску увеличивает вероятность столкнуться с паразитами из кошачьих фекалий. Предположение, что авантюрный человек скорее заведет себе кошку или по неосторожности проглотит кошачьи экскременты, выглядело натяжкой
[256]. Впрочем, такова была его идея.
Мы не знаем, когда люди впервые вошли в контакт с Toxoplasma gondii. Согласно одному из возможных сценариев, это изредка случалось еще в доземледельческую эпоху. С появлением сельского хозяйства мы стали хранить зерно. В амбарах кормились огромные популяции зерноядных насекомых и домовых мышей. Зерно стало валютой, а мыши ее пожирали
[257]. Но с ростом мышиного населения росла и численность кошек. Древние земледельцы одомашнили этих животных, чтобы постоянно иметь их у себя на службе. С одомашниванием кошек увеличилась частота контактов с их экскрементами, а стало быть, и с Toxoplasma gondii
[258]. На Кипре в захоронении, сделанном около 7500 г. до н. э., рядом с человеком была обнаружена кошка. Она не была разрублена на куски, то есть ее не использовали для приготовления пищи. Она была аккуратно уложена так, как во многих культурах хоронят человеческих мертвецов. На Кипре кошек изначально не было, следовательно, это животное (или его предки) могло прибыть на остров на корабле. Человек, возле которого она найдена, был богат и влиятелен; в его могиле лежали драгоценности и украшения. Такое погребение говорит о том, что в отношении к этим животным у человека издавна существовал элемент поклонения или по крайней мере уважения
[259]. Скорее всего, это был уже одомашненный экземпляр (хотя судить только по костям сложно).
Первая встреча человека с Toxoplasma gondii могла произойти в одном из подобных сельскохозяйственных поселений. Человек и кошка, похороненные в одной могиле, вполне могли быть заражены этим паразитом. Не исключено, однако, что контакт с Toxoplasma gondii мог начаться еще раньше. Древние охотники-собиратели, подобно мышам, могли случайно проглатывать покоящиеся в почве ооцисты. Или же они могли заражаться паразитами, поедая сырое мясо, например дикой свиньи или овцы, в клетках которых находились паразиты. В ту эпоху люди частенько становились жертвами крупных кошачьих. Тем самым они помогали токсоплазме добраться до места назначения. Крупные кошки, вероятно, гораздо чаще пожирали наших предков (особенно маленьких детей), чем мы думаем. Но, даже если этот второй сценарий верен, все же именно появление земледелия и одомашнивание кошек привело к резкому росту частоты взаимодействия между людьми и паразитами. Так или иначе, если Флегр прав, то Toxoplasma gondii с очень давних времен воздействует на человеческое поведение. Другими словами, он пытался разобраться не в том, как паразиты влияют на нас сейчас, а в том, какое воздействие они могли оказывать на многие поколения, жившие до нас. Интересно, не был ли заражен токсоплазмой Чингисхан. Или, к примеру, Христофор Колумб.
В те годы, когда Флегр изучал различные пути, которыми Toxoplasma gondii может оказывать влияние на человека и на все человечество, некоторые другие биологи спокойно продолжали исследовать воздействие паразита на грызунов. Среди них была Джоанна Уэбстер, специалист по возбудителям инфекций, распространяемых животными (она называет себя специалистом по зоонозам и эпизоотиям). Как и Флегр, Уэбстер решила последовать по стопам Дж. Хэя, но, в отличие от Флегра, она имела возможность ставить эксперименты. Хэй работал с домовыми мышами. Уэбстер изучала лабораторных крыс. В этих грызунах, как и в мышах, Toxoplasma gondii размножается делением, проникает в кровяное русло и по нему рассеивается по всему организму, внедряясь в клетки мышечной ткани, сердца и мозга. Попадая в мозговые клетки, паразит инцистируется и может оставаться в состоянии цисты целые годы, пока не погибнет его хозяин. Проведя серию экспериментов, Уэбстер смогла убедительно показать, что крысы, как и домовые мыши, в результате токсоплазменной инвазии тоже становятся гиперактивными
[260]. Они перестают бояться запаха кошачьих выделений, в норме столь устрашающего их, и такое изменение, как и гиперактивность у мышей, делает грызуна легкой добычей кошек
[261]. Природа может заставить муравьев полюбить жуков; она также может заставить мышей и крыс маршировать прямо в пасть врага.
Постепенно Уэбстер пришла к пониманию, как именно токсоплазма вызывает эти изменения у своих хозяев-крыс. Оказалось, что, попав в мозг, паразит производит прекурсор допамина
[262], а мы уже знаем, что этот гормон, наряду с другими веществами и физиологическими механизмами, вызывает повышенную активность у мышей и крыс, а также уничтожает у них боязнь запаха кошачьих выделений. Как результат, вероятность того, что грызун будет съеден кошкой, возрастает. Поскольку синантропные грызуны встречаются не только в домах, то и бродячие кошки становятся хозяевами Toxoplasma gondii
[263].
