Мне нравится твоя версия, сказала я. Ты все еще хочешь детей?
Конечно, но эта тема уже закрыта.
Как знать. Ты еще молод.
Он кашлянул. Казалось, хотел что-то сказать, но передумал. Он наблюдал, как я потягиваю колу, а я в ответ смотрела на него.
Мне кажется, ты будешь потрясающим отцом, сказала я. Ты добрый. И умеешь любить.
На лице его промелькнули радость и удивление, он выдохнул через рот.
Сильное заявление, сказал он. Спасибо за эти слова. Я сейчас рассмеюсь, а не то расплачусь.
Мы доели и вышли из ресторана. Когда пересекли Дейм-стрит и оказались на набережной, Ник сказал: давай куда-нибудь уедем. На выходные, например, как ты на это смотришь? Я спросила куда, и он ответил, может, в Венецию? Я рассмеялась. Он сунул руки в карманы и тоже засмеялся, то ли потому, что его грела мысль куда-то вместе сбежать, то ли обрадовался, что ему удалось меня насмешить.
И тут я услышала мамин голос. Услышала, как она говорит: здравствуйте, девушка. Она стояла перед нами. На ней было черное зимнее пальто от «Балли» и шапочка с логотипом «Адидас». Я вспомнила, что на Нике его красивое серое пальто. Они с мамой выглядели персонажами из двух разных фильмов, снятых совершенно непохожими режиссерами.
Ты разве сегодня должна была приехать? – сказала я.
Только что припарковалась, сказала она. Мы идем ужинать с тетей Берни.
А это мой друг Ник, сказала я. Ник, это моя мама.
Я лишь мельком взглянула на него, но успела рассмотреть, что он улыбаясь протянул ей руку.
Знаменитый Ник, сказала она. Наслышана о вас.
И я о вас, сказал он.
А вы и правда красивый, как она и говорила.
Мама, ради бога, сказала я.
Но я представляла вас чуть постарше, сказала мама. А вы совсем молодой парень.
Он рассмеялся и сказал, что польщен. Они пожали друг другу руки. Она сказала, мол, увидимся завтра утром, и мы распрощались. Это было первого ноября. В реке отражались огни, мимо проносились автобусы, точно светящиеся упаковки, набитые лицами.
Я повернулась к Нику, он сунул руки в карманы. Мило, сказал он. И к тому же ни слова о том, что я женат.
Я улыбнулась. Она классная, сказала я.
* * *
Вернувшись тем вечером домой, я застала Бобби в гостиной. Она сидела за столом, уставившись на какую-то распечатку – углы листов скреплены степлером. Ник поехал к себе в Монкстаун и сказал, что чуть позже напишет про Венецию. У Бобби мелко стучали зубы. Когда я вошла, она даже не оглянулась, словно меня здесь нет, словно я уже умерла.
Бобби? – сказала я.
Мелисса прислала.
Она потрясла распечаткой. Я видела, что текст написан через два интервала, длинными абзацами, как в эссе.
Что прислала? – сказала я.
Она коротко хохотнула или, может, задержала дыхание и с шумом выдохнула, а затем швырнула мне бумаги. Я неловко их поймала и прижала к груди. Разглядела слова, напечатанные тонким шрифтом без засечек. Мои слова. Мой рассказ.
Бобби, сказала я.
Ты вообще не собиралась мне признаваться?
Я стояла и смотрела. Глаза побежали по странице, по верхним строчкам, где я описывала, как меня еще подростком тошнило на домашней вечеринке, куда Бобби не пошла.
Мне так жаль, сказала я.
Чего тебе жаль? – сказала Бобби. Я заинтригована. Жаль, что написала? Сомневаюсь.
Нет. Не знаю.
Забавно. По-моему, за последние двадцать минут я узнала о твоих чувствах больше, чем за предыдущие четыре года.
У меня закружилась голова, я таращилась на рукопись, пока строки не начали извиваться, словно насекомые. Это был первый черновик, который я отправила Валери. Должно быть, она переслала Мелиссе.
Это вымысел, сказала я.
Бобби встала с кресла и неодобрительно окинула меня взглядом с ног до головы. Странная энергия всколыхнулась в моей груди, словно мы сейчас подеремся.
Говорят, ты неплохо на этом заработаешь, сказала она.
Да.
Иди на хер.
Вообще-то мне правда нужны деньги, сказала я. Понимаю, что тебе такие проблемы не знакомы.
Она выхватила страницы из моих рук, край скрепки впился мне в указательный палец и разодрал кожу. Она держала рукопись у меня перед лицом.
Знаешь, сказала она. Вообще-то это хороший рассказ.
Спасибо.
И тут она разорвала страницы пополам, швырнула в мусорное ведро и сказала: я больше не хочу жить с тобой. Тем же вечером она собрала вещи. Я сидела у себя в комнате и прислушивалась. Слышала, как она выкатывает чемодан в прихожую. Слышала, как она закрывает за собой дверь.
* * *
Наутро мама подхватила меня у подъезда. Я села в машину и пристегнулась. По радио играла классическая музыка, но мама выключила ее, когда я захлопнула дверь. Было восемь утра, и я ныла из-за того, что вставать пришлось слишком рано.
Ну извини, сказала она. Давай позвоним в больницу, пусть они подождут, а ты еще в постели поваляешься, так лучше будет?
Я думала, УЗИ завтра.
Сегодня после обеда.
Черт, негромко сказала я.
Она поставила мне на колени литровую бутылку воды и сказала: пей давай, не тяни. Я открутила крышку. Перед исследованием надо было выпить побольше воды, вот и вся подготовка, но мне казалось, будто на меня сразу столько всего навалилось. Какое-то время мы молчали, потом мама искоса взглянула на меня.
Забавно я на вас вчера наткнулась. Ты выглядела как настоящая юная леди.
А обычно как?
Она не торопилась отвечать, мы проезжали круговую развязку. Я смотрела в лобовое стекло на проезжающие машины.
Вы очень элегантно смотрелись вместе, сказала она. Прямо как кинозвезды.
Ааа, это все Ник. Он воплощение гламура.
Мама вдруг потянулась ко мне и взяла за руку. Мы встали в пробке. Она сжала руку неожиданно крепко, практически сдавила. Мама, сказала я. И она отпустила. Поправила пальцами волосы и положила руки на руль.
Шальная ты женщина, сказала она.
Училась у лучшей из лучших.
Она рассмеялась. Нет, Фрэнсис, боюсь, мне до тебя далеко. Тебе придется во всем разбираться самой.
27
В больнице мне посоветовали выпить еще больше воды, и в приемной я едва могла терпеть. Народу было полно. Мама купила мне шоколадку в автомате, и я сидела, барабаня ручкой по обложке «Мидлмарча»
[38], который нужно было прочесть к семинару по английской литературе. На обложке викторианская женщина с грустными глазами перебирала цветы. Сомневаюсь, что викторианские женщины не разлучались с цветами, как изображает искусство того периода.
