– Маслица добавим и будет сытно, – бурчала старушонка над горшком.
– А мы только что с радостного пиршества, – хихикал Трувор. – Запаслись провизией наперед.
– Вы куда путь держите? – обратилась старушонка на сей раз к словоохотливому Трувору. – Вижу, далече.
– На охоту, мать, идем. На охоту, – пережевывая лепешку, ответил Трувор, лукаво подмигнув Рёрику.
– Так скоро зима…Какая теперь охота…– кряхтела старуха, заставляя стол деревянными плошками.
– Самое оно, мать, – заверил Трувор, как обычно, посмеиваясь. – Верно же?
– Да уж, – усмехнулся Рёрик. – Пойду-ка я, пожалуй, пройдусь…Заодно лошадей гляну.
– Напоила коньков ваших, напоила, сынок, – отозвалась старушонка. Тяжело ступая небольшими шагами, она выглядела очень старой и слабой. От стола к печи, от печи к ведерку с водой и обратно к столу.
– А ты одна живешь? Дети твои где? – вдруг неожиданно для самого себя спросил Рёрик.
– А я одна. Я давно одна, сынок. Не дали боги мне потомства, – глухо отозвалась старушонка. – Кто знает, может, оно и к лучшему. Живу себе, ни за кого сердце не болит. Муж был у меня. Помер уже лет как двадцать. Или больше…Давно это было, – накладывая в миску получившуюся снедь, старушонка задумчиво оглядела гостей. – Вы еще младые…Это мои годы упущенные. А я такая раньше была! Раскрасавица первая! Все меня знали, князья сватались! А нонеча одни морщины остались…Сынок, ты кашу-то снедай, – отвлеклась она на Трувора.
Рёрик вышел на улицу. Похолодало. Прошелся по деревне, заглянул в другие избы проведать, как и где устроились остальные. Дружина приютилась с уютом. Деревенька оказалась дружелюбной. Жителей не смущало даже то, что половина путников явно чужаки и не понимают языка. Вероятно, в этой глуши всем были рады.
– Зябко как-то. Осень, называется! Без шапки не выйдешь! Снега не хватает! Исполать небу, что хоть это деревушка подвернулась! А то у меня уже спину тянет, – как всегда ворчал Истома. Остальные были довольны и веселы, ибо не только ржаных лепешек с собой прихватили в путь, но и сосудов с горячительным.
Около одной из изб на крылечке Рёрика уже поджидал Трувор, переминающийся с ноги на ногу.
– Куда ушел? Я ж тебе кричал, чтоб подождал. Давился кашей ее, спешил…Выбегаю, а тебя и след простыл! Ты, кстати, Гарма не видал? – Трувор уже несколько дней таскал за собой приблудившегося пса, который то внезапно исчезал, то появлялся из ниоткуда. – Гааарм! Иди скорей ко мне! Я тут!
– Что-то он не очень напоминает Гарма…– усмехнулся Рёрик, вспомнив облезлую фигуру забавного пса, с веселым тонким хвостом, постоянно болтающимся от радости из стороны в сторону.
– Бабка в хату его не пустит, небось…А ты, это, решил уже, как в Изборске дело поставим?
– По кривой дороге вперед не видать. Сначала надо встретиться с засланными…– утвердил князь.
– Мда…Вот в толк не возьму…А защитники там, вообще, есть какие-нибудь?! – заулыбался Трувор. – Поди, всех самых бойких на празднование забрали. Одни бабы остались. Может, зря мы, это, с собой топоры да мечи тащим? Лишняя поклажа! Ха-ха…Лучше б еще припасов взяли, хоть не так бы скучно было в дороге, – смеясь, Трувор утирал рукавом слезящийся глаз. – Нег, а может, нам к боярам сразу с монетами? Золотом их купим…Заплатим, и все!
– Не хочу я им ничего платить. Обойдутся…– сплюнул Рёрик. – Мы здесь чужие. Может, народ взбунтуется. Или соседи ополчатся…Или набег какой…Не уверен, что в случае чего, новгородцы тут же мне с улыбками отдадут своих сынков на подмогу. Так что золото нам пригодится для наемников…
– Ну да, вообще-то…– согласился Трувор. – С другой стороны изборские говоруны без своего Изяслава точно беззащитные гуси в загоне. Золотом их еще кормить! Кстати…Если Изборск будет наш, то…Ты уже решил, где останешься?
– В Новгороде…
– Или в Ладоге?
– Новгород только…– повторил Рёрик. – В Изборске пусть Годфред остается…
– Эх, жаль, я не твой племянник! Тогда б и мне ты городишко завоевал, – захихикал Трувор, а после принялся зазывать своего пса. – Гарм! Иди сюда, каши дам миску! Гарм! Ну где же ты? – и повернувшись к Рёрику, Трувор вдруг сообщил, – я без него не пойду завтра никуда!
– Начинается…– рассмеялся Рёрик.
****
Ночь подкралась незаметно. Стемнело быстро, черные тучи заволокли небо. Пошел дождь. Сначала одинокими тяжелыми каплями. И набрав сил, обрушился неистовым ливнем. Грохотало на всю округу. Казалось, сам разгневанный Перун в ярости спустился на землю в своей стальной колеснице, готовый обратить мир в щепки. Дикий ветер рвал деревья, переворачивал телеги, кружа забытые ведерки и ковши.
– Как бы твою крышу не унесло, мать! – обращаясь к старушке, отметил Трувор весело.
– Однажды точно унесет, сынок, точно унесет! Прохудилась совсем! Сейчас капать начнет, – и точно, не успела старушка договорить, как послышался стук капель, падающих одна за другой на деревянный пол, все быстрее и быстрее. А через минуту с крыши уже лилось в три ручья. Старушка приволокла из сеней корыто и подставила его под струящийся с потолка поток. – Зиму бы как-то пережить, а там Сварог позаботится…
****
Беспокойная ночь отступила, оставив свои следы в обломанных сучьях деревьев и всклоченных грядках. Там и тут, повсюду в самых неожиданных местах, была разбросана разная утварь, беспорядочно занесенная бурей на крыши домов, в колодцы да кусты.
– Где ж кочерга-то моя? Кочерга?! – сетовала поутру старушонка, ища любимую шуровку. – Как теперь печь топить да горшки поправлять? Домовой, проказник, опять у меня ее скрал!
– Не, мать, какой еще домовой! Вон, в углу, за лавками, – отозвался с полатей сонный Трувор. – Подкрепиться что-то хочется…– свесив голову, проголодавшийся молодец ищущим взглядом остриг стол и печку. – А Нег где? Не видала? А, мать? Князь, говорю, где?
– Ушел к колодцу воды принести. Да как же он пошел без ведерка-то? – опомнилась вдруг старушонка.
– Ушел и пропал! У него такое бывает, – послышался зевающий голос Трувора.
– Говорю, ведь ведерко-то мое унесло! – повествовала старушонка о своих сельских злоключениях. – Выхожу поутру, а ведерка-то нет! Я и в канаву глядела, и в огороде искала и под забор заглядывала…
– Вот под забор можно было б не заглядывать, – как всегда весло отозвался Трувор, пытаясь вообразить себе эту картину. – В сенях смотрела? Может, в избу занесла и забыла?
– Не заносила я, помню же! Не заносила, – кудахтала старушонка, суетливо семеня по горнице.
Дверь вдруг отворилась. На пороге стоял Рёрик с ведерком воды и каким-то поленом в руке.
– Вот и князь! – сползая с полатей, словно кисельная гуща, возгласил заспанный Трувор. – Ты что ж меня не разбудил? Я б к колодцу!
– Тебя будить – проще самому сходить, – заливая воду в бочку, усмехнулся Рёрик.
