– Бежали они. В ту ночь еще. Оставили меня одну здесь, – Дива смотрела на Есения с укоризной. – Лучше б тогда стрела поразила и меня! – ее последние слова скомкались от слез.
– Не кручинься. Я многое той ночью передумал. Многое постиг. Нескладно вышло все, – Есений взял сестру за руки. – Ничем не мог помочь. Но теперь я здесь и прогоню нашего врага, – княжич хотел обнять сестру, но та резко отпрянула от него с внезапно озлобленным лицом.
– Хотите увидеть молодца-удальца – поверните голову направо! – вскричала Дива с обидой и гневом. – А где ты был в тот день?! Убежал, бросил меня! И отца!
– Я никого не бросал! Я искал вас! – начал отнекиваться Есений. В силу юности он не постигал, что свою вину лучше признавать решительно и сразу. Дальше будет только тяжелее. – К тому же здесь был твой муж, Радимир! Он должен был защитить тебя…
– Что ты там мог передумать и постичь, сидя яко пугливый заяц в норе?! – заорала Дива, перебив Есения. – Это не тебя десять мужиков тащило в избу! Это у меня все за вечер перевернулось! Это я все сто раз передумала! И ищу решения, хотя уж поздно! А ты что?
– Я, правда, был вынужден бежать прочь. Уж коли говорю, то выбора, воистину, не было. Сама посуди, ну остался бы я. Так и меня бы скосили вместе с остальными, – Есений осознавал, что смалодушничал. Но также понимал, что и отвага его не принесла бы плодов. – Мы не были готовы к подлой атаке врага. Все, кто постарался дать отпор, оказались в мире ином, – справедливо заметил Есений. – Днесь я здесь, готовый постоять за тебя и честь нашего дома! – Есений расхрабрился неслучайно. Он вернулся потому, что видел, как Рёрик покидал город. – Я знаю, что необходимо сделать. Все можно исправить! – с жаром принялся уверять юноша. – Надо лишь собрать воедино дружину отца и убить того изверга, что возглавил захватчиков! Как отец говаривал – рать крепка воеводою. Без своего вожака остальные уйдут. Но сперва, покамест его здесь нет, мы свергнем тех, кого он оставил тут для пригляда…
– Что ты? Из ума выжил за время своих скитаний? Что говоришь? – Дива отшатнулась в ужасе, представив себе, чем увенчаются попытки брата. – Ты хоть знаешь, кто теперь князь?!
– Я! Я законный князь Новгорода! – ответил на вопрос Есений в доблестном княжеском стиле.
– Лучше б тебе об этом позабыть и вслух не произносить, болван! Я всегда знала, что ты глуп! Вырос, а ума не вынес! – Дива закатила брату подзатыльник. После всего, что выпало на ее долю, границы для нее самой также оказались стерты. Она уже не видела ничего заповеданного в том, чтоб вмазать своему брату и законному наследнику ее отца. – Выбрось эти мысли из головы! Еще услышат! О, Сварог, козы затевают охоту на волков! – Дива поморщилась, облизнув сухие губы. Запоздалая удаль брата только выводила ее из себя. – А почему это ты не спрашиваешь, как я поживаю, в здравии ли пребываю?! Освобождать отцовский трон, свергать и прогонять супостатов – это славно. Достойно похвалы! Но как же я? Вдруг окажется, что разобидели меня, что имя мое честное пострадало не меньше разгромленных хором? Что тогда ты сделаешь? Как вступишься? На честный бой врага вызовешь в поле чистое? Коли так, то тебе никто и отказать не посмеет, даже эти варвары! – Дива не могла простить того, что ее никто не защитил. Как замуж выдавать за Радимира да выкуп за нее обретать – это они готовы. А как отстаивать ее, так сразу все куда-то подевались!
– Я рад, что ты цела и невредима…– вздохнул Есений, который, разумеется, уже все понял относительно нее. – Остальное не так важно теперь…
– «Остальное не так важно», потому что об остальном ты не спрашиваешь! – гаркнула Дива. Она не позволила бы Есению сражаться за себя ни тогда, ни сейчас. Но ее озлобляло то, что он этого и не предлагал.
– Я не спрашиваю. А ты никак не уразумеешь! – вспыхнул и Есений. – Я – не ты! Меня б сразу грохнули. Сперва искалечив и поизмывавшись вдоволь! – Есений жалел сестру, но в тот день он был не в силах помочь ей. – А ты здесь, в теремке! Ни в поле спину гнешь, ни в земле сырой лежишь. И хоть тебе тяжко, но ты все ж жива и здорова. Не убил же он тебя…
– Да может, лучше бы убил! – возмутилась Дива. – Ты хоть знаешь, что мне довелось пережить?! Перенести! Выдержать!
– Как бы там ни было, сейчас основное, что ты невредима. Токмо неизвестно, надолго ли это благоденствие. Посему и говорю. Нельзя сидеть сложа руки! Если мы упустим момент, он вернется и тогда…
– Против кого ты решил выступить? Кто здесь теперь хозяин? – Дива не могла даже в воображении представить себе Есения во главе ополчения. Сейчас она отчетливо видела, что он лишь мальчишка с ясными, как весеннее небо, глазами. – Ты зрел нового князя? Он тебя одной левой, Есений! Ты и вздохнуть не успеешь. Не вздумай к нему приближаться и на сотню шагов! Я запрещаю, слышал меня?! Я не хочу, чтоб он оторвал твою пустую голову! – развопилась Дива, постепенно приходя в себя. Сказались дни скорби и молчания. – А от дружины отца ничего не осталось, некого собирать! И легко порешить тех, что оставлены за старших, не выйдет! Они не дурачье, поодиночке здесь не гуляют. Да к тому же они дикое зверье, и сами, кого хочешь, ухлопают! Они не землеробы, а душегубы бывалые! Не думаю, что Хельми допустит, дабы их застал врасплох кто-то вроде тебя! А когда вернется он – ты к нему и не подступишься даже! Его всегда охраняют! Впрочем, он и без стражи сам любого изуродует! Все, пойди отсель! Долой из города! Вон! Я не вынесу, если он и тебя убьет! Тогда я буду самой круглой сиротой на земле Новгородской! – ссора с братом пошла Диве на пользу, пробудив заснувшие чувства.
– Если дружины отца больше нет, то мы наберем новую! Мы расскажем всем правду! – по-юношески воодушевленно настаивал княжич. – А если и это не поможет, то я отправлюсь к нашему дяде в Ростов! И он вручит мне войско, которое вернет Новгород под нашу длань!
– Перун тебе в помощь, – Дива наперед была уверена, что все затеи брата обречены и бестолковы. – Столь бравым нужно было явиться в тот день!
– Ты будешь теперь до самой смерти корить меня?
– Сколько надо, столько и буду! Хоть теперь наберись мужества и признай, что поступил трусливо! – в глубине души Дива понимала поступок брата вполне. Но никак не могла сдержать гнев, в котором виноват был, точно, не он. – Признай это уже!
– Ладно. Я поступил недостойно. Прости меня, – вздохнул Есений. И сразу ему сделалось легко после своего раскаяния. – Но…
– Но все, – решив, что далее продолжать этот пустой разговор не имеет смысла, Дива направилась к выходу, попутно натягивая на себя расшитый узорами салоп. – Надвинь свою шапку на лилейное чело и несись отсюда со всех ног, пока никто не признал тебя…– Дива приостановилась у выхода, сняла с полки красивый ларец, подаренный ей Радимиром, и шмякнула его перед Есением. – И больше тут не появляйся. Наследнику Гостомысла здесь опасно…– на всякий случай напомнила Дива легкомысленному братцу.
По дороге она то и дело с прискорбием подмечала, что все в ее собственном тереме вверх дном. Поломанные предметы обстановки, черепки разбитой посуды, грязь и лохмотья по углам. Особый благословленный каравай для молодых уже кто-то съел, а под лавкой валялась пустая миска. В кладовую «гости» вообще проломили стену каким-то чудесным образом. Видно, что-то искали. Зрелище было удручающим даже внутри дома. Что же тогда творится снаружи?!
