— Не теряй головы, — предостерег серьезный низкий Голос.
«Медсестра», — поняла я в полубреду. Интересно, даст ли она
мне еще того же шоколадного лекарства?
— Помни, твоя работа — присматривать за девочкой. Не
привлекай внимания.
— Мне? — переспросил мучительно знакомый голос. — Привлекать
внимание? Да никогда!
Медсестра хмыкнула.
— Если вся группа поддержки превратится в мышей, Робин, я
расстроюсь. Ты же знаешь, дети смертных слепы и жестоки. Мстить нельзя, как бы
ты ни относился к девочке. Особенно теперь. Есть более насущные проблемы.
«Это сон, — решила я. — Наверняка и вообще, чем меня
напоили?»
В тусклом свете палаты два силуэта на фоне занавески двигались
странно и удивительно. Медсестра казалась еще меньше, чем прежде, едва ли трех
футов ростом. Вторая тень выглядела еще более необычно, нормального размера, но
со странными отростками на голове... не то рога, не то уши?
Тень повыше со вздохом опустилась на стул и скрестила
длинные ноги.
— Я тоже это слышал, — пробормотал голос. — Ходят темные
слухи. При дворах беспокойно. Как будто все чего-то испугались.
— И потому ты должен оставаться ей защитой и хранителем. —
Медсестра обернулась и с вызовом уперла руки в боки. — Удивительно, что ты еще
не напоил ее дурман-вином. Сегодня ей исполнилось шестнадцать. Пелена спадает с
глаз...
— Знаю, знаю, я как раз хотел! — Тень уронила голову на руки.
— Сегодня днем займусь. Как она?
— Отдыхает, — ответила медсестра. — Бедняжка, она так
расстроилась. Я дала ей слабенькое сонное зелье — проснется, когда можно будет
ехать домой.
Смех.
— В прошлый раз от твоего «слабенького» зелья кое-кто две
недели проспал! А еще призываешь вести себя прилично!
— Она дочь своего отца, — заявила медсестра. — Ей не
повредит.
А может, мне это только померещилось. Все вокруг меня
расплылось, как будто в плохо сфокусированном объективе, и какое-то время я
ничего не слышала и не чувствовала.
— Меган!
Меня трясли за плечи. Я недовольно помотала головой, не
понимая, кто я и где, и наконец пришла в себя.
В глаза как будто по ведру песка насыпали, ресницы слиплись
и никак не разлеплялись. Я застонала, потерла глаза и подслеповато уставилась в
обеспокоенное лицо Робби. Я моргнула, и на лице друга возникла обычная
широченная улыбка.
— Просыпайся, просыпайся, спящая красавица, — поддразнил он
меня, и я с трудом села. — Везет тебе, уроки уже закончились! Пора домой.
— А? — очень сообразительно переспросила я и опять потерла
глаза, просыпаясь окончательно.
Робби фыркнул и поставил меня на ноги.
— Держи. — Он протянул мне мой рюкзак с тяжелыми учебниками.
— Тебе повезло, что я такой отличный друг. Добыл конспекты всех послеобеденных
уроков, которые ты пропустила. Да, и, кстати, я тебя прощаю! Даже не стану повторять:
«Я же тебе говорил!»
Он не переставал тарахтеть, а я все никак не могла прийти в
себя. Мысли путались, как в тумане.
— О чем ты? — пробормотала я, копаясь в рюкзаке. И тут все
вспомнила. — Нужно маме позвонить!
Я снова упала на койку. Робби озадаченно нахмурился.
— Она должна за мной приехать! — пояснила я. — Я больше
никогда, ни за что не сяду в школьный автобус.
Охваченная отчаянием, я спрятала лицо в ладонях.
— Меган, я слышал, что случилось. Ничего страшного.
— Ты спятил? — Я раздвинула пальцы и сердито сверкнула
глазами в образовавшуюся щелочку. — Вся школа обо мне болтает! Это, может, даже
в школьной газете напечатают. Меня распнут за появление на публике. А ты
говоришь, ничего страшного? — Я подобрала ноги к груди и прижалась лицом к
коленкам. Какая несправедливость! — А у меня ведь день рождения! — простонала
я, уткнувшись в джинсовую ткань. — В день рождения такого не должно случаться!
Робби вздохнул, отбросил рюкзак на пол, присел на корточки
и, обхватив меня руками, притянул к себе. Я всхлипнула и, прислушиваясь сквозь
футболку к его сердцебиению, уронила несколько слезинок на плечо друга. Сердце
Робби колотилось так быстро, словно он только что промчался несколько миль.
— Идем. — Робби встал, увлекая меня за собой. — Ты
справишься. Никто и слова не скажет о случившемся, а до завтра все забудется. —
Он улыбнулся и сжал мою руку. — К тому же тебе пора ехать за водительскими
правами.
Единственная надежда засияла в унылой черноте моей жизни. Я
кивнула и мысленно приготовилась вытерпеть неизбежное. Мы вышли из медицинского
кабинета.
— Держись рядом со мной, — шепнул Робби, когда мы оказались
в многолюдном коридоре.
Возле шкафчиков стояла Анжи с тремя подружками, девицы
болтали, надувая пузыри из жвачки.
Мне стало дурно, сердце бешено заколотилось. Робби стиснул
мою ладонь.
— Все хорошо. Держись за меня и ни с кем не заговаривай. Нас
никто не заметит.
Мы приблизились к девчонкам, и я мысленно настроилась, что
они вот-вот обернутся и станут мерзко насмехаться надо мной. Мы прошли мимо и,
как ни странно, не удостоились ни взгляда, хотя Анжи как раз описывала мое
позорное бегство из столовой.
— А потом она, такая, как захнычет! — Гнусавый голос Анжи
раздавался по всему коридору. — А я, такая, говорю: о господи, какая дурочка!
Но чего ждать от глупой деревенщины? — Голос ее упал до шепота, и она склонилась
ближе к подружкам. — Я слышала, ее мамаша питает противоестественную слабость к
поросятам, если вы понимаете, о чем я.
Девицы разразились непристойным смехом, и я едва не кинулась
на них с кулаками. Робби сжал мою ладонь И потянул меня прочь. Он что-то буркнул
вполголоса, и воздух слегка содрогнулся, словно от беззвучного грома.
Анжи закричала.
Я хотела обернуться, Но Робби потянул меня вперед,
протискиваясь сквозь визгливо устремившуюся назад толпy школьников. Я успела
только заметить, как Анжи зажала нос руками, а крики позади нас все сильней
напоминали поросячий визг.
3. ПОДМЕНЫШ
По дороге домой в автобусе молчали... во всяком случае, мы с
Робби.
В какой-то степени это объяснялось моим нежеланием привлекать
к себе внимание, но главным образом я сидела молча потому, что мне было над чем
подумать. Мы устроились в углу на заднем сиденье; я прилипла к стеклу и
рассматривала пролетающие за окном деревья. Уши я заткнула наушниками, а сама
вцепилась в айпод и включила плеер на оглушительную громкость — в основном для
того, чтобы ни с кем не разговаривать.
Поросячий визг Анжи эхом отдавался у меня в голове. Я в
жизни ничего ужаснее не слышала и отчего-то чувствовала себя виноватой в том,
что приключилось с этой противной козой. В глубине души я подозревала, что это
дело рук Робби, однако доказательств у меня не было, а спрашивать я боялась.
Робби казался сейчас совсем другим человеком: он молчал, погруженный в
раздумья, настойчиво и хищно рассматривая соседей по автобусу. Мой друг вел
себя странно — странно и жутко, — а я не понимала, в чем дело.
