Как все это происходило, рассказала в «Том Деле» фрейлина Софья Тютчева — внучка великого поэта и воспитательница царских детей.
«Зимой 1908 года великая княжна Татьяна хворала. Пока ее комнаты проветривались, она лежала в комнате Вишняковой, а я с другими великими княжнами находилась в классной комнате… Обернувшись в полутемном коридоре, увидела фигуру мужика в поддевке. Я сразу догадалась, что это Распутин… Я спросила, что ему здесь нужно. Он ответил, что ему нужно к Марии Ивановне Вишняковой. Я заметила ему, что она занята и сюда входить нельзя. Распутин молча удалился… Я пошла к Вишняковой, укладывавшей в это время наследника… и сказала, что ее искал Распутин… „Ах, уж эта мне Анна Александровна!“ — сказала Вишнякова… На следующий день Вишнякова при встрече сказала мне: „Уж и досталось мне за вас от Анны Александровны“… И пояснила, что Вырубова просила ее никогда не говорить о Распутине со мной, так как я не верю в его святость. На другой день Вырубова обедала у меня, и из чувства дружбы я высказала ей свой взгляд на Распутина. К моему крайнему изумлению Вырубова вдруг спросила: „А кто такой Распутин?“»
Тютчева была изумлена, потому что верила в простодушие, наивность молоденькой Ани. Она не знала, какие бездны таились в этой «простой душе»…
Единственный
Распутин понимал, что ненавидящие его «черные женщины» попытаются использовать против него последнее грозное оружие — Иоанна Кронштадтского. И ждал, и готовился. «Распутин необыкновенно искусно оговаривал… Распутин… отозвался об отце Иоанне Кронштадтском… что последний — святой, но неопытен и без рассуждения, как дитя… Так впоследствии стало уменьшаться влияние отца Иоанна при дворе», — показал Феофан в «Том Деле».
Но мужику повезло: в конце 1908 года отец Иоанн умер. Он был последним человеком, который мог стать преградой влиянию Распутина.
Теперь «отец Григорий» стал единственным.
Из показаний Вырубовой: «И бывший царь, и царица… очень уважали священника Иоанна Кронштадтского. После его смерти Распутин занял его место. Во всех невзгодах жизни, во время частых заболеваний наследника престола, во время обострения сердечной болезни царицы… к Распутину обращались за поддержкой… и бывший царь, и бывшая царица просили его молитв».
И отбросив всякую осторожность, «цари» начинают принимать мужика во дворце.
Из дневника Николая: «4 февраля 1909… В 6 часов к нам приехали архимандрит Феофан и Григорий. Он видел тоже детей…»
«29 февраля… В 2 с половиной к нам приехал Григорий, которого приняли со всеми детьми. Было так хорошо слушать его всею семьей…»
«29 марта (Светлое Христово Воскресение)… После обеда я пошел гулять с Дмитрием. Был мороз и много снегу». Погуляв с мальчиком — будущим убийцей Распутина — царь узнал, что во дворец приехал и сам «отец Григорий».
«После чая наверху в детской посидели с Григорием, который неожиданно приехал».
Никто не мог приехать неожиданно к «царям» — великим князьям приходилось добиваться аудиенции. Но Распутин — мог…
«26 апреля… От 6 до 7.30 видели… Григория… вечером еще немного посидел с Григорием в детской».
«15 августа… Вечером долго беседовали с Григорием». Впрочем, царица все чаще называет его «Наш Друг» — как когда-то звала Филиппа…
Слухи о мужике, странном наследнике умершего Филиппа, волновали большую Романовскую семью. 1 января 1910 года великая княгиня Ксения записала в дневнике: «Так грустно, жалко Ники и непонятно». Сестре царя действительно было непонятно, о чем можно часами беседовать с полуграмотным мужиком.
Но Ники и Аликс уже не могут без встреч с Распутиным. И не только потому, что в его присутствии их мальчик мгновенно выздоравливает. Мужик выделяется на фоне дворцовой суеты, интриг и сплетен. Он всегда рассказывает о людях только хорошее, даже о своих врагах.
Они любят слушать рассказы о его странствиях. В них оживают «другие» люди, лишенные ярма — чинов и денег. В них — Бог и природа: встающее над полем солнышко, ночлег в траве под открытым небом — все, о чем царь, так любящий долгие прогулки и простую жизнь, может только мечтать.
И еще: он ничего у «царей» не просил.
«Распутин в этот период своей жизни… нуждался в деньгах, и мне приходилось ссужать его небольшими суммами от 20 до 100 рублей, которые при случае он мне возвращал. Я спросил его: „Неужели ты, несмотря на свою близость к царице, нуждаешься?“ Он ответил: „Скупа она… даст 100 рублей, а когда через неделю спросишь у нее опять, она напомнит: `Ведь я дала тебе 100 рублей`“, — показал Филиппов в „Том Деле“».
Мужик понял: ей трудно давать ему деньги. Бережливость, а точнее, скупость царицы вошла при дворе в поговорку. И он не просил. И… добился своего — они сами стали предлагать ему награды и деньги, а он отказывался. Знал, как благодарна ему царица за отказ…
Он был для «царей», пожалуй, единственным бескорыстным молитвенником перед престолом Всевышнего.
«Цари» на «исторических» балах надевали маскарадные наряды времен первых Романовых, и Аликс захотелось увидеть Распутина в дорогом «народном костюме». «Она была скупа и не давала деньги Распутину, дарила шелковые рубашки, пояса и золотой крест, который он носил», — вспоминала великая княгиня Ольга. И теперь, приезжая в Покровское, он с удовольствием щеголял в шелковых рубашках с малиновым поясом, в лакированных сапогах… Когда спрашивали, откуда сие великолепие, он рассказывал о «царях», которые любят его и ценят — пусть односельчане не забывают, кем стал Гришка, на которого они доносили церковным следователям.
«Григорий сказал, указывая мне на свою атласную сорочку:
— Эту сорочку шила мне Государыня. И еще у меня сорочки, шитые ею.
Я попросил показать мне их… Жена Григория принесла несколько сорочек. Я начал рассматривать их…
— Что, на память хочешь взять? — улыбаясь, спросил Григорий.
— Можно хоть одну или две?
— Возьми три!
И он отобрал для меня три сорочки: красную, белую чесучовую и белую дорогого полотна, вышитую по воротнику и рукавам», — вспоминал Илиодор.
Предсказание
Между тем революция становилась лишь ужасным воспоминанием. Наступал долгожданный покой. И для Аликс, так желавшей верить в чудеса нового «Нашего Друга», это была заслуга не премьера Столыпина, виселицами и военно-полевыми судами усмирившего Россию, но чудесного «старца», умирившего ее своими молитвами.
Но если Николай в то время стал покойнее, ее по-прежнему мучили приступы неврастении, на первый взгляд беспричинные.
«Болит голова… болит сердце», «мое сердце обливается кровью от страха и ужаса», «когда голова у меня меньше болит, я выписываю изречения Нашего Друга, и время проходит быстрее», «я больна от печальных мыслей» — это из ее позднейших писем. Но тот же страх преследовал ее и в те годы. Постоянная тоска от ужасных предчувствий, постоянное раскаяние — ведь это ее проклятая наследственность губила любимого сына…
