Книга Тираны России и СССР, страница 278. Автор книги Эдвард Радзинский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тираны России и СССР»

Cтраница 278

И первым вышел из кабинета».

Он увидел воочию: самое страшное произошло — они больше его не боялись. Значит, наступал конец.

Чадаев: «Выходя из наркомата обороны, он в сердцах бросил: „Ленин создал наше государство, а мы все его просрали“».

Молотов тоже описал это посещение: «Я со Сталиным ездил в наркомат обороны… Сталин довольно грубо разговаривал с Тимошенко и Жуковым, хотя он редко выходил из себя. Потом мы поехали на дачу, где он сказал: „Просрали“. Это относилось ко всем нам!»

Молотов прав — это относилось ко всем и ко всему.

Блестящий ход

Чадаев: «Во второй половине дня 27 июня я зашел к Поскребышеву… Позвонил правительственный телефон, Поскребышев ответил:

— Товарища Сталина нет, и не знаю, когда он будет.

— Позвонить, что ли, на дачу? — спросил вошедший заместитель наркома обороны Лев Мехлис.

— Позвоните, — сказал Поскребышев. Мехлис привычно набрал по вертушке номер Ближней дачи и ждал полминуты. Но никто не ответил.

— Непонятно, — сказал Поскребышев. — Может быть, выехал сюда, но тогда мне позвонили бы из охраны.

Подождали еще несколько минут. Поняв, что ждать не стоит, пошли к Молотову. В это время позвонил телефон, и Молотов кому-то ответил, что не знает, будет ли Сталин в Кремле…

На следующий день я пришел в приемную Сталина. Но Сталин не приехал. У всех было недоумение — что случилось?

На другой день я опять отправился в приемную подписывать бумагу. И Поскребышев мне сказал сразу и определенно:

— Товарища Сталина нет и едва ли будет.

— Может быть, он выехал на фронт?

— Ну что ж ты меня терзаешь! Сказал: нет и не будет…»

Было много легенд об этом исчезновении Сталина из Кремля в эти страшные первые дни войны. Но вот рассказ Чадаева — очевидца: «Вечером я вновь зашел с бумагами к Поскребышеву, и вновь… Сталин не появился. У меня скопилось много бумаг, и поскольку первым заместителем был Вознесенский, я попросил его подписать. Вознесенский позвонил Молотову, потом долго слушал его и, положив трубку, сказал:

— Молотов просит обождать один день и просит членов Политбюро собраться у него через два часа. Так что пусть эти документы побудут у вас…

Вознесенский поднял трубку вертушки, ждал минуту и сказал:

— Никто на даче не отвечает. Непонятно, видно, что-то случилось с ним в такой тяжелый момент».

И опять поздно вечером Чадаев идет в приемную Сталина.

«— Хозяина нет и сегодня не будет, — сказал Поскребышев.

— И вчера его не было…

— Да, и вчера его не было, — с некоторой иронией произнес Поскребышев…

Я предполагал, что Сталин заболел, но спросить не решился».

Сталин приезжал в Кремль с дачи обычно к двум часам дня. Работа продолжалась до 3–4 часов ночи. Этого распорядка придерживались все члены Политбюро, военачальники и наркомы.

Чадаев: «И вот он не приехал… Ближайшее окружение было встревожено, если не сказать больше. Мы все всегда знали: проходило немного времени, чтобы тот или иной работник не был к нему приглашен. А теперь телефоны молчат, известно только одно: он на Ближней даче, но никто не решается поехать к нему. В эти дни его уединения у Молотова собрались члены Политбюро и стали решать, как быть? По сообщению обслуживающего персонала дачи, Сталин был жив, здоров. Но отключился от всех, никого не принимает, не подходит к телефонным аппаратам. Члены Политбюро единодушно решили: ехать всем».

Итак, что же произошло на самом деле?

Как мы уже говорили, любимым героем Сталина был Иван Грозный. В его личной библиотеке хранилась книга — «А. Н. Толстой. „Иван Грозный“, пьеса. Москва, 1942 год».

В самый грозный год войны была напечатана эта пьеса, и в разгар поражений он ее читал. Читал внимательно — размашистым почерком правил стиль автора, вычеркивал причитания типа «ах-ах» из речи царя. Ему хочется, чтоб любимый им грозный царь говорил как он, так же сухо, немногословно. Особенно интересна обложка книги, видимо в задумчивости исписанная Хозяином. Много раз на ней написано слово «учитель». И еще — «выдержим».

Выдержим — вот о чем он тогда думал. Но и слово «учитель», которое он начертал на пьесе о страшном царе, не забудем…

Нет, этот железный человек не повел себя как нервная барышня. Тогда, в наркомате обороны, поняв новые настроения, он сделал выводы: со дня на день падет Минск, немецкая лавина покатится к Москве, и его жалкие холопы от страха смогут взбунтоваться. И он повел себя как царь Иван — учитель. Любимый прием Грозного — притвориться умирающим, следить, как поведут себя его злосчастные бояре, а потом восстать с одра болезни и жестоко карать, чтобы другим неповадно было. Практиковал Иван, как известно, и исчезновения из столицы, чтобы бояре поняли, как беспомощны они без царя.

И он действует, подобно учителю. Конечно, Поскребышев — его «око государево» — и глава НКВД Берия все знают и слушают, что говорят соратники без него.

Но опытный царедворец Молотов сразу понял игру — и страшится подписывать важные бумаги. Не подписывать — доказательство лояльности. Хозяин хорошо их подобрал: без него соратники — «слепые котята», как он назовет их впоследствии. Оставив «бояр» одних, он дал им почувствовать их ничтожность, понять: без него военные их сметут.

Молотов спешит устроить поход членов Политбюро на дачу. Там великий актер разыгрывает знакомый спектакль — «Игра в отставку».

Чадаев описывает происшедшее со слов Булганина:

«Всех нас поразил тогда вид Сталина. Он выглядел исхудавшим, осунувшимся… землистое лицо, покрытое оспинками… он был хмур.

Он сказал: „Да, нет великого Ленина… Посмотрел бы он на нас, кому судьбу страны доверил. От советских людей идет поток писем, в которых справедливо упрекают нас: неужели нельзя остановить врага, дать отпор. Наверное, среди вас есть и такие, которые не прочь переложить вину, разумеется, на меня“». (Представляю взгляд его желтых глаз и как соратники заспешили с ответом. — Э. Р.)

Молотов: «Спасибо за откровенность, но заявляю: если бы кто-то попытался направить меня против тебя, я послал бы этого дурака к чертовой матери… Мы просим тебя вернуться к делам, со своей стороны мы будем активно помогать».

Сталин: «Но все-таки подумайте: могу ли я дальше оправдывать надежды, довести страну до победного конца. Может, есть более достойные кандидатуры?»

Ворошилов: «Думаю, единодушно выражу мнение: достойнее никого нет».

И сразу же раздались дружные голоса: «Правильно!»

Они усердно умоляют. Знают: кто не будет усерден — обречен.

Игра закончена: теперь, когда в очередной раз они сами умолили его быть Вождем, он как бы вновь облечен ими властью.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация