Как раз в этот момент со стороны Старого города появился отряд кавалерии. Турки приняли их за долгожданное подкрепление из Сицилии. Было видно, как всадники нападают на отдельные отряды турок, и захватчики решили, будто это авангард армии Филиппа. Пияле-паша в панике бежал к своим галерам. Турки, почти достигнув своей цели, взяв бастион, за который так долго сражались, остановились в страхе, что их возьмут с тыла. Напрасно Мустафа, тщетно царь Алжира показывал войску, что эти воины всего лишь 200 всадников из гарнизона Старого города, за которыми не следовала никакая армия. Паника, иррациональная и роковая, захлестнула турецкое войско и заставила его отдать плацдарм, который они заняли после восьми часов ожесточенного боя. Ни один турок не остался на поле боя, чтобы закрепить успех. Жизни двух тысяч турецких воинов напрасно были принесены в жертву.
И все же Мустафа не потерял надежду. Он знал, что основные оборонительные сооружения бастионов уничтожены, и был уверен: еще несколько дней, и плотный огонь из орудий, серия взрывов мин, изготовленных тысячами его военных инженеров, предрешат успех финального штурма. Настало 20 августа, и сам Мустафа в инкрустированных доспехах и кармазиновом одеянии повел армию вперед. Но меткий огонь загнал его в траншею, откуда он вышел только под покровом ночи. Наконец вернувшись, он обнаружил свою армию в лагере – еще одно нападение турок было отбито. На следующий день захватчики снова поднялись к роковым амбразурам, и на этот раз их поражение было еще более сокрушительным. Постоянные поражения плохо сказывались на моральном духе воинов, и старые, закаленные в боях янычары пошли в бой с непривычной для них неохотой.
Тем не менее линия окопов, вырубленных в твердой скале, понемногу продолжала продвигаться вперед, и, когда после ожесточенной борьбы за равелином был захвачен рыцарь, ла Валетт подорвал мины, и ликующие нападающие взлетели на воздух. Другой прекрасно спланированный штурм был отбит 30-го числа. Турки собирались предпринять еще одну, последнюю и отчаянную попытку атаки 7 сентября. Но 5 сентября стало известно, что испанская армия, после всех продолжительных проволочек и задержек отправленная на помощь рыцарям, действительно высадилась на острове.
Измотанные турки не стали дожидаться и проверять эти слухи – с них хватило. Турецкой армии было приказано отступить, осада была снята, осадные работы, стоившие столько крови и труда, были оставлены, и турки в панике бежали на галеры. Правда, узнав, что отправленная на помощь армия насчитывает всего 6000 человек, они снова высадились на остров, но к тому времени силы уже покинули их. Турки попытались сражаться с испанской армией и вновь побежали на корабли. Испанцы вырезали их как овец, и из всего доблестного турецкого воинства в живых остались едва ли 5000 человек, чтобы рассказать историю об ужасных трех месяцах, проведенных на Мальте.
Нельзя представить себе ничего более трогательного, чем встреча вновь прибывших членов ордена и их товарищей из форта Сант-Микаэль. Потрепанный остаток гарнизона в общей сложности теперь состоял из 600 бойцов, и едва бы среди них нашелся человек без единой раны. Великий магистр и несколько его выживших рыцарей выглядели как тени из иного мира – такими бледными и страшными они были. Они теряли сознание из-за ран, их волосы и бороды были спутаны, их неухоженные латы заржавели, они не уделяли себе должного внимания и выглядели так, как любой на их месте, кто на протяжении трех долгих месяцев не ложился спать, не взяв с собой оружие. Увидев этих изможденных героев, их спасители разрыдались. Незнакомцы сцепили руки и заплакали, охваченные тем же всепоглощающим чувством, которое овладело освободителями и освобожденными, когда Генри Хэвлок и Колин Кэмпбелл привели горцев в Лакхнау
[25]. Еще никто до этого не заслуживал более глубокого уважения человечества. На протяжении всей истории не случалось подобной осады, не было такого неравенства в численности войск, такой героической развязки. Мальтийские рыцари навеки останутся в рядах героев всех времен.
Глава 14
Лепанто, 1571 г.
Неудавшаяся осада Мальты стала весьма чувствительным поражением, хотя в то же время нельзя сказать, что она серьезно повредила репутацию, которой турки пользовались по всему Средиземноморью. На суше им вполне можно было противостоять, но никто еще не одержал над ними победу на море. К тому же, вспоминая те ужасные месяцы, на протяжении которых они поддерживали осаду, турки утешали себя тем, что им удалось захватить форт Сант-Эльмо, и его падение не могло не вызывать ликование в сердце каждого мусульманина. Жившие в Гранаде мавры, узнав о победах турецкого оружия, едва не подняли восстание против испанцев. Хотя им не удалось покорить крепость Сант-Микаэль, причину этого (по крайней мере отчасти) видели в ложной тревоге и необоснованной панике.
Поражение, нанесенное такими выдающимися воинами, как рыцари Святого Иоанна, не было сопряжено с позором; как и горцев во время Крымской войны, противники считали этих людей не столько солдатами, сколько сущими дьяволами, а кто способен устоять в борьбе с целыми легионами джиннов? Конечно, турки были вынуждены снять осаду, но разве они не превратили остров в пустыню, не уменьшили его население вполовину, не превратили его укрепления в горы мусора, а его храбрых защитников – в горстку инвалидов?
Рассуждая таким образом, турки готовились к новому походу. Они потеряли много солдат, но еще больше людей было готово занять их место. Их огромный флот не понес никаких потерь, и, хотя Драгута больше не было, Очиали, как христиане называли отступника Улуч Али, известного среди турок как Фартас Цинготный из-за недуга, от которого он страдал, успешно следовал примеру своего господина. Этот человек, родившийся в Ла-Кастелла в Калабрии примерно в 1508 г., должен был стать священником, но, оказавшись в плену у турок, выбрал гораздо более увлекательную карьеру пирата. Вскоре после осады Мальты он занял место сына Барбароссы Хасана на посту паши (или бейлербея) Алжира (1568). Одним из его первых предприятий стала успешная попытка возврата Туниса (всего, кроме Голетты) от имени султана Селима II, который унаследовал трон после смерти своего великого отца Сулеймана, ставшей невосполнимой утратой для всего мусульманского мира.
