Период упадка Европы начался, когда гнезда берберских пиратов европейцы стали воспринимать как независимые государства и общаться с ними на равных, то есть тогда, когда в Тунис и Алжир начали прибывать консулы, послы и письма от королей. Этот период начался вскоре после имевшей столь катастрофические последствия экспедиции Дориа к Джербе, когда благодаря битве при Лепанто османский флот лишился своей репутации, из-за чего, с другой стороны, безжалостные пираты только усилили свой террор, если это вообще было возможно.
Между 1560 и 1816 гг., когда лорд Эксмут одержал блестящую победу над корсарами, не была предпринята ни одна серьезная попытка побороть их, ибо на протяжении почти всего этого времени интересы Британии, как и большинства других морских держав, представляли в Алжире и Тунисе консульские официальные представители. Первым англичанином, получившим должность консула где-либо, был Джон Типтон, как раз ставший консулом в Алжире, назначенный сначала (примерно в 1580 г.) созданной незадолго до этого Турецкой компанией, а в 1585 г. официально названный английским консулом мистером Хэйрбоном, послом Англии в Блистательной Порте.
Весь длинный перечень людей, занимавших после этого человека должности консула, официальных представителей и генеральных консулов, можно охарактеризовать с помощью всего одного слова – позор. Состояние дел на протяжении практически любой части этого периода можно описать в нескольких словах: вот консул пытается умилостивить угрюмого и невежественного простого солдата, назначенного деем; вот христианский король или правительство, не обращая внимания на унижения, которым подвергается их представитель, отзывает его после смертельного оскорбления и отправляет вместо него более угодливого человека с подарками и заверениями в братской привязанности; вот королевский корабль, на борту которого находится офицер королевского флота или посол из числа членов королевского совета, неуверенно мешкает у входа в алжирскую гавань, пытаясь успокоить сердитого деспота или, возможно, поупражняться в слегка бессмысленном бахвальстве, из-за чего дей тихо смеется в рукав или даже открыто хохочет, ибо знает, что ему достаточно лишь настаивать на своих требованиях, и любой европейский правитель даст ему все, чего он хочет. Консулы могли приспускать флаги и угрожать войной, адмиралы – приплывать к берберскому побережью и изображать суровый вид и даже сделать один или два бортовых залпа, но христианский брат дея из Сент-Джеймса или Тюильри (либо их министры) уже принял решение о том, что нападать на Алжир нельзя, так что местный правитель вполне мог громко смеяться при виде иностранного консула и военного судна.
Попытка подробно проследить взаимоотношения пашей, деев и беев трех берберских государств и султанов Марокко с различными европейскими державами – занятие одновременно трудное и утомительное. Для этой цели в качестве примера вполне подойдут отношения с Англией, и здесь в том, что касается Алжира, мы можем воспользоваться исследованием официального представителя и генерального консула Великобритании в этой стране сэра Р. Ламберта Плейфейра, который в своей книге The Scourge of Christendom весьма подробно изложил основные эпизоды отношений Британии с деями и снабдил свой рассказ ссылками на безукоризненно точные официальные документы. Конечно, здесь мы можем лишь слегка коснуться фактов, приведенных им в издании, состоящем из более чем 300 страниц, но читатель может самостоятельно обратиться к этому небезынтересному произведению, если хочет получить более конкретные сведения, из-за нехватки места отсутствующие на страницах данной книги.
В целом результаты, полученные при исследовании сочинения сэра Ламберта Плейфейра, могут весьма болезненным образом сказаться на самоуважении англичанина. Вполне возможно, что наших консулов далеко не всегда выбирали с умом, а то, что нашим официальным представителям разрешалось заниматься торговлей, – существенный дефект раннего подхода к институту консульства. Коммерческие интересы, особенно в пиратском государстве, рано или поздно вступят в противоречие с выполнением обязанностей консула. Более того, некоторые консулы определенно не подходили для того, чтобы занимать эту должность. Так, об одном из них говорится, что он пил сверх меры; другой описывается как «страшный сутяжник, кичащийся тем, что ему удалось успешно применить свой талант к этому приятному занятию против каждого, с кем он сталкивался по делам или по воле случая»; третий «сидел на своей кровати, держа рядом с собой шпагу и пару пистолетов, и требовал призвать к нему священника, чтобы тот причастил его и он мог спокойно умереть».
Тем не менее многие из большого числа консулов были честными, достойными людьми, преданными своей стране и стремившимися отстоять ее интересы и права. Какую награду они получили? Если власти его страны возмущались из-за какого-либо поступка свирепого монстра, которого они называли деем, по сути обычного янычара, избранного его же товарищами, консул начинал опасаться за свою жизнь; более того, иногда людей, занимавших эту должность, действительно убивали. Если это был самостоятельно мыслящий и храбрый человек, отказывавший унижаться (а ведь именно этого от него ждали во дворце дея), он не мог рассчитывать, что получит поддержку из дома. Его могли отозвать или отменить его решение. Либо он мог спустить консульский флаг, но лишь для того, чтобы увидеть, как его поднимает следующий консул, обладавший большей способностью приспосабливаться и назначенный правительством, уже поддержавшим его. Он мог проявить щедрость и стать гарантом выкупа английских пленников за тысячи фунтов, впоследствии не получив за это из дома ни пенни. Что бы ни произошло, алжирцы считали, будто консул должен нести ответственность за все, и, если они получали какое-либо неприятное известие, его дом окружала толпа весьма грозно настроенных людей. Порой как консула, так и любого англичанина, жившего в Алжире, хватали и заключали в тюрьму, их имущество подвергалось разграблению и никогда больше не возвращалось к своим владельцам.
Некоторые были совершенно разорены из-за поборов дея и его чиновников. Едва прибыв в Алжир, каждый новый консул должен был передать им крупные взятки, скромно называвшиеся «обычными подарками». Нетрудно предположить, что деи заботились о том, чтобы консулы не занимали этот пост на протяжении длительного времени. Подарки от правительства никогда не отличались излишней пышностью, и бедному консулу приходилось компенсировать этот недостаток из собственного кармана. Дей мог с крайне презрительным видом передать великолепно украшенные драгоценными камнями часы своему главному повару, причем прямо в присутствии дарителя. В то же время во дворце не принимали консула до тех пор, пока не получат «обычные подарки».
Еще одним источником опасности могли стать присутствие в бухте возмущенного адмирала, ибо консула с большой степенью вероятности могли бросить в тюрьму, а членов его семьи – выгнать на улицу, в то время как драгоман получал тысячу ударов палкой. Когда в 1683 г. французы обстреливали Алжир, апостолического викария Жана де Вошера, исполнявшего обязанности консула и на протяжении 36 лет неутомимо трудившегося на благо пленников, вместе с множеством его соплеменников, по приказу Меццоморто
[45], привязали к жерлу пушки и выстрелили из нее
[46]. То же произошло и с его преемником в 1688 г., когда такой же варварской смерти подверглись также 48 других французов.
