Несмотря на отсутствие Абд аль-Кадира, мир в Алжире так и не воцарился. Арабские племена снова и снова восставали, но лишь для того, чтобы опять ощутить на своей шкуре безжалостность и жестокость правивших ими военных. Казалось, что лучше всего было бы прекратить бесперспективную, дорогостоящую и причиняющую беспокойство авантюру. Однако Луи Наполеон, посетивший Алжир в 1865 г., придумал, как переубедить кабилов, гарантировав им беспрепятственное владение их территориями, и вплоть до самого его низложения в Алжире царил мир.
Однако, когда Франция ослабла, алжирцы воспользовались представившейся им возможностью, и произошло еще одно крупное восстание. Кабилы спустились с гор, где жили, и генералу Дурье пришлось потрудиться, чтобы сдержать их натиск. Вследствие этой последней попытки обрести независимость и изменения формы правления во Франции в Алжире военные губернаторы были заменены гражданскими. И алжирских пиратов больше нет.
Остается рассказать о событиях в Тунисе. Если вторжение французов в Алжир в 1830 г. последовало за провокацией, то при захвате Туниса в 1881 г. ничего подобного не происходило. Это был чистый акт агрессии, к которому французов подтолкнули действия соперничавших с ними итальянцев и пугливость английского Форин Офиса, находившегося в тот период под руководством графа Гренвиля. Хитроумный официальный представитель Франции в Тунисском регентстве Теодор Рустан настрочил целый ряд дипломатических жалоб, не имевших под собой каких-либо веских оснований, в чем он впоследствии был совершенно заслуженно изобличен, и попытки несчастного бея Мухаммада эс-Садика противостоять абсолютно нелепым требованиям, явно угрожавшим его частичной независимости в качестве наместника Османской империи, не получили поддержку со стороны ни одной из крупных держав, за исключением Турции, влияние которой в тот период ослабло и которая в значительной степени истощила свои ресурсы из-за невзгод, связанных с вторжением на ее территорию России.
Последствия этого были вполне предсказуемы: сильная держава, не сдерживаемая соперниками, продолжила скрытно вести агрессивную политику в отношении очень слабого, но вполне порядочного государства. И наконец, под смешным предлогом волнений среди племен, живших на границе Алжира и Туниса, французы вторглись на территорию бея. Мухаммад эс-Садик тщетно заверял Рустана в том, что в племенах был восстановлен порядок; напрасно он обращался ко всем державам, в особенности к Англии. Граф Гренвиль поверил властям Франции, торжественно уверившим его в том, что «операции, которые будут проведены на границе между Алжиром и Тунисом, предназначены исключительно для того, чтобы положить конец постоянным набегам на территорию Алжира, и независимости бея и целостности его территории никоим образом ничто не угрожает».
Все снова произошло так же, как в Алжире, но имело более серьезные последствия для влияния Англии (точнее, всех государств, за исключением Франции) в Средиземноморье. «Коварный Альбион» всецело доверял «Коварной Галлии», а возмущаться из-за ужасного предательства, которым стали захват французской армией Эль-Кефа и Табарки (26 апреля 1881 г.), поднятие трехцветного флага над Бизертой и то, как генерал Бреар с беспардонной жестокостью вынудил невезучего бея подписать в Каср-эс-Саиде под дулами республиканских ружей мирный договор (12 мая), было уже слишком поздно. Трудно поверить, что чувства английских государственных деятелей того времени можно выразить словами Haec olim meminisse juvabit
[51].
Бей был захвачен (сам он, а после его смерти Али ибн аль-Хуссейн продолжали оставаться номинальными правителями французского протектората), но покорить его народ было не так-то просто. На южных территориях Туниса разгорелось восстание, и на протяжении какого-то времени там царила полная анархия, а французские власти даже не пытались взять эти земли под свой контроль. Наконец они раскачались. Сфакс был безжалостно разбомблен и разграблен, дома, в которых в тот момент находились их жители, были взорваны, и началось царство террора, характеризующееся взаимными расправами, бойнями и казнями, затмившими все ужасы войны. Вся территория страны за пределами укрепленных фортов превратилась в арену для кровопролития, грабежей и анархии.
Все происходившее напоминало историю Алжира в миниатюре. Анри Рошфор, возможно, не преувеличивал, когда писал: «Мы считали вторжение в Тунис обычной аферой. Мы ошибались. Тунисское предприятие – это грабеж, отягченный убийством».
