– Это непросто объяснить, Макар. Чтобы понять, нужно иметь хотя бы малейшее представление о том, кто такие паразиты нижнего слоя. Нужно их своими глазами увидеть, – Рита встрепенулась, коснулась его руки. – Слушай, давай я тебя проведу в нижний слой! Хотя бы ненадолго. Мы вернёмся обратно, как только захочешь, в любой момент. Ты же потом сам будешь жалеть, что не воспользовался шансом увидеть то, что видели лишь единицы. Мы просто немножечко прогуляемся по городу. Там сейчас хорошая погода, солнце светит. Ну же, соглашайся!
Возможно, года три-четыре назад он и принял бы предложение Риты. В те времена в нём ещё горела искра авантюризма, а на душевное состояния под названием «пофигизм» не было и намёка. А сейчас… сейчас ему хотелось вернуться в свою квартиру, выпить кружку горячего чая, врубить телевизор, развалиться на диване и забыть о существовании нижнего слоя, забыть о том, что случилось ночью. То, что нужно он уже выяснил: опасаться ему нечего. Рита заверила, что переход в неизвестность был спонтанным и больше не повторится. Если он сам этого не захочет. А Макар не хотел.
– Мне это не интересно.
– Не верю! – возмутилась Рита. – Такое ощущение, что ты сам себя за что-то наказываешь. Скукой наказываешь. Если так, то это глупо! И знаешь, Макар, я не отстану. Вадик на тебя все силы истратил, а мне нужен помощник. Когда Вадик указал на тебя, внутри у меня что-то ёкнуло. Это как предчувствие. Я сказала себе: «Этот человек тот, кто нужен! Он поможет!» А предчувствие меня ещё никогда не подводило.
Заморосил дождик. Макар вытянул руку, на ладонь упали крошечные капли.
– В этот раз предчувствие тебя подвело, – произнёс он, поднимаясь со скамейки. – Мне жаль, что вы с Вадиком ошиблись насчёт меня. Удачи тебе в твоём нижнем слое.
– Он не мой, – обиженно буркнула Рита.
Макар побрёл к своему дому. Сделав несколько шагов, обернулся.
– А что насчёт этой штуки у меня на руке? Она исчезнет?
Рита тяжело вздохнула, глядя в землю перед собой.
– Наверное. Она ведь тебе не нужна, а значит и ты ей не нужен.
Макар кивнул и продолжил путь к подъезду. Он чувствовал себя мерзко и чем дальше отдалялся от Риты, тем паршивей ему становилось. Словно натягивалась и готова была вот-вот лопнуть и без того тонкая связующая нить между ним и тем неравнодушным человеком, которым он когда-то являлся и чей слабый голос до сих пор иной раз звучал в голове. Макару представились серые люди, снующие по парковой аллее мимо скамейки, на которой лежала Катя. И у всех этих людей было его лицо. Паршиво! Откуда взялся этот образ? Всё из-за чёртовой девчонки, Риты! Ну ничего, скоро он о ней забудет и жизнь войдёт в обычную колею. Сейчас придёт домой, заварит лапшу быстрого приготовления, включит телевизор, усядется на диван и начнёт забывать. От мысли о лапше, телевизоре и диване Макару вдруг настолько стало тоскливо, что к горлу горький комок подкатил. До этого он чувствовал себя просто мерзко, а теперь словно бы само небо обрушило всю свою тяжесть на его плечи.
Поднявшись по ступеням подъезда, Макар снова оглянулся. Во дворе уже не было ни дворника, ни Вадика. Возле детской площадки стояла одинокая фигурка девушки. Над головой Рита держала зелёный в белый горошек зонт. Макар сглотнул скопившуюся в горле горечь, и подумал о знаках, которые иногда преподносит судьба. Зелёный в белый горошек зонт, слово «ладушки». Глядя на девушку за пеленой дождя, он только сейчас заметил, насколько она маленькая, хрупкая. И это убийца чудовищ? И она действительно будет пытаться уничтожить неведомого монстра, чтобы спасти город? Макару вдруг жутко стало. Жутко из-за того, что может погибнуть девушка, у которой такой же зонт, что был у Кати, может погибнуть девушка, которая, как и Катя употребляет слово «ладушки». Плевать на город, но не плевать на Риту.
Макар вышел из-под козырька подъезда, подставил лицо под прохладные струи, тряхнул головой и зашагал к Рите. Она улыбнулась, когда он подошёл.
– Я знала, что ты вернёшься.
– Да неужели? – усмехнулся Макар. – Опять предчувствие, которое тебя не подводит?
– Оно самое. Ну что, отправляемся в нижний слой?
– Хорошо, давай посмотрим, что из этого выйдет, – согласился Макар. – Вот только я тоже сегодня ещё не завтракал.
Рита на секунду задумалась.
– Позавтракаем у меня. Всё равно переход лучше совершать из моей квартиры. На, держи зонтик, будешь нас обоих прикрывать.
Это прозвучало как приказ, и Макар едва не рассмеялся. А потом он осознал, что ему стало легко, словно, решив отправиться в неизвестность, избавился от каких-то оков, вышел из замкнутого круга, состоящего из охранной будки, лапши, дивана и телевизора. Он больше не чувствовал себя пустой консервной банкой, из которой прожорливый город вычерпал всё содержимое. Что-то в банке ещё осталось!
Он принял зонт, и они зашагали прочь от детской площадки.
– Тебе никто не говорил, что ты похож на Рона Перлмана? – весело спросила Рита.
– Было пару раз.
– По мне так Рон классный.
Ещё один знак. С актёром, который сыграл первобытного человека в фильме «Битва за огонь», его сравнивала Катя, и из её уст, как и из уст Риты, это звучало, как комплимент.
Глава шестая
Пятиэтажка, в которой проживала Рита, находилась в северо-западной части города, в так называемом старом районе. Дворы тут выглядели более уютно, чем в прочих районах Светинска, деревьев и кустарников было больше, палисадники огораживали симпатичные низенькие само стройные заборчики, а в некоторых местах, на стенах домов, встречались «ковры» из побегов плюща, сейчас, осенью, похожих на переплетение гнилых верёвок.
Дождик всё ещё моросил, когда Рита и Макар зашли в подъезд, поднялись на третий этаж. Открыв дверь, Рита сказала радушно:
– Будь, как дома.
Обыкновенные слова, но Макара они отчего-то тронули. Возможно, дело было в искреннем дружелюбии, с которым эта фраза была произнесена. Он разулся, снял куртку и прошёл в гостиную. Рита отправилась на кухню готовить завтрак, похваставшись, что умеет делать вкусные блинчики.
Первое, что бросилось Макару в глаза, это два плаката на стене над письменным столом. Один плакат с группой «Мельница», другой с Ольгой Арефьевой. Хозяйка квартиры слушала русский рок, а значит, Макар не мог не повысить ей отметку на шкале уважения. Он даже испытал некоторое облегчение, ведь на плакатах могли оказаться рожи попсовиков, а это означало, хоть и небольшое, но разочарование. Если дело касалось музыки, он руководствовался стереотипами: тот, кто слушает рок – нормальный человек, разумный, свой. А тот, кто фанател от попсы – пустой, недалёкий, чужой. При этом Макар отлично сознавал, что подобным образом оценивать людей глупо, что это скорее присуще категоричным подросткам, для которых не существует полутонов. Сознавал, но поделать с собой ничего не мог, да не особо-то и хотел.