Сначала он заметил бурое пятно. Кустарник вновь шевельнулся, и теперь стал видел мех. Это был гризли, но Уилл не мог определить его размер, зато теперь точно знал, что не один. Ему вспомнился тот огромный медведь, которого он встретил сначала в грозу, а затем на берегу реки.
Возможно, зверь решил продолжить охоту. Охотник понимал, что он никуда не исчез, как не исчезали призраки или воспоминания.
Кустарник вновь зашуршал. Теперь Уилл слышал сопение. Это огромные легкие работали, словно меха, перекачивая воздух. Сбоку треснула ветка, и охотник едва не подпрыгнул, дернув винтовкой на звук. Он не знал, что там. Уилл многих убил в своей жизни – и тех, кто ходил на двух ногах, и тех, у кого их было четыре. Он знал, что всему есть цена. Он был грешником. Он лишь забирал, а отдавал обратно недостаточно.
Он подумал о своей семье, лежащей на городском кладбище. О Мэри Мэй и Джероме. Обо всем округе Хоуп. Он знал, что все, что произошло, было лишь началом, и понимал, что то, что таится во тьме, – будь то гризли или что-то еще – будет терпеливо ждать, пока ему не надоест отводить взгляд. Он сделал еще несколько шагов, протянул руку и отвел ветку в сторону. Впереди ждала тьма. Непостижимая бездна гостеприимно распахнула объятия, предлагая самому посмотреть, что же следовало за ним часы и дни напролет, а быть может, и всю его жизнь.
Могилу для Дрю вырыли в дальней части кладбища рядом с могилами родителей. За минувшие дни Мэри Мэй не раз приходила туда и подолгу стояла над тремя надгробными камнями. Могила матери была самой старой. Затем шла могила отца. И теперь вот брата. Все они были одинаково грязного цвета. Мэри Мэй и Джером оба одинаково перепачкались землей, когда вдвоем среди ночи рыли яму глубиной в шесть футов. Все в городе знали, что происходит, но никто не сказал и слова, не попытался их остановить и не выглядел удивленным.
Лишь шериф почтил их своим присутствием. Он подошел, глянул на яму, которую они рыли, и приветственно слегка приподнял шляпу пальцем. Дождавшись ответного внимания Мэри Мэй, он сказал:
– Судя по всему, ты все-таки нашла брата.
– Да, нашла. – Девушка как раз присела отдохнуть в тени рядом с пастором. Они работали всю ночь и большую часть утра, хотя сейчас половина церквушки еще была погружена в тень.
– От чего он умер?
– Сердце не выдержало.
– Вот как? – вяло удивился шериф.
– Да.
– И где тело?
– У окружного коронера. С ма и па было так же.
Девушка выдержала изучающий взгляд. Шериф отвернулся и посмотрел на остальные могилы.
– Если я схожу туда и спрошу о причине смерти, мне тоже скажут про сердце?
– С чего бы должно быть по-другому? – удивилась Мэри Мэй. – По крайней мере, когда умер отец, коронер не колебался. Просто несчастный случай.
– Они так называют разные вещи.
– Разве есть причины что-то менять?
– Нет, насколько мне известно. Но в данном случае обстоятельства располагают к подозрительности.
– Какого рода обстоятельства?
– Три человека из одной семьи умерли почти в одно время. Такое сложно упустить из вида.
Мэри Мэй посмотрела прямо на него:
– Как ты сам и говорил.
– Я знаю, что я говорил, – хмыкнул мужчина и вновь заглянул в могилу. – Значит, если я схожу к коронеру и спрошу, что случилось, он подтвердит твою версию?
– Он ведь до сих пор носит бороду? – уточнила девушка.
– Носил, когда мы виделись в последний раз.
– Хорошо. Тогда я уверена, что ты услышишь то же, что и в тот раз, когда погиб мой отец.
Шериф перевел взгляд на пастора, сидящего чуть в отдалении. Жара и тяжелая работа заставили Джерома избавиться от воротничка и закатать рукава рубашки до локтей.
– А вы что скажете?
– Вера способна горы свернуть, – откликнулся пастор.
Она тщательно вымыла и вытерла стакан, затем поставила его на барную стойку и взяла следующий. Прошло минут пять, как она открыла заведение, и к его дверям подъехал пикап с прицепленным трейлером для перевозки лошадей. Внутри сидели четверо мужчин. Раздался скрип тормозов, а в витринах отразились огоньки стоп-сигналов.
На полке стойки с внутренней стороны лежала бейсбольная бита. Она достала ее и прислонила рядом с собой так, чтобы посетители видели рукоятку. Огни погасли, и послышалось хлопанье дверей. Мэри Мэй продолжила заниматься стаканами. Сквозь дымное стекло она видела худую фигуру, а потом дверь открылась.
– Доброго дня, – поздоровалась девушка.
– Вы открыты? – спросил парнишка-пастух. На его лице до сих пор еще были заметны синяки, но они потихоньку заживали и как минимум точно не мешали улыбаться.
– Уже полчаса как.
Пастушок зашел и осмотрелся, а затем взял табуретку и сел, как будто бывал здесь уже тысячи раз.
– Судя по всему, ты нашла своего брата.
– Нашла.
– И он оказался таким, как ты помнила?
– Это был мой брат, но он стал другим.
– Мне жаль. – Он вновь осмотрелся; в пустом баре стулья были первернуты на столах. – Позволишь помочь?
– Помочь?
– Ну да, я могу снять стулья. Сколько тебе было, когда ты начала работать здесь?
– А сколько тебе сейчас?
– Пятнадцать.
– Я была ненамного старше. Это место принадлежало моим родителям. – Она проследила взглядом за тем, как он принялся снимать стулья.
– Значит, это твое наследство?
– Да.
– И ты его не бросишь?
– Нет.
Пастушок снял уже третий стул, и Мэри Мэй жестом попросила его остановиться.
Она налила стакан воды и поставила его на стол рядом.
– Я выросла здесь. В этом самом баре, – с улыбкой сказала она. – Здесь же, например, меня впервые поцеловал какой-то ковбой. Прямо у задней двери. Нас едва не застукал па. Черт, он любил это место. Настолько любил, что не замечал, как мир вокруг меняется. Я же теперь ясно это вижу. Яснее просто некуда.
– Значит, они тебя не запугали?
– Нет, не запугали. Они отняли у меня мать и брата. Па сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно.
– Значит, ты осталась совсем одна?
– Я не одна, – качнула головой девушка. – Есть и другие, кто видит, как меняется мир. И кто хочет что-то с этим сделать.
– И ты планируешь заняться этим здесь?
– Сложно найти место лучше.
Они обменялись долгими взглядами, и мальчик поднялся, собираясь уходить.
– Я скажу там об этом месте. Я скажу им о тебе.
