В общем, обо всем этом надо бы потолковать с Ефимом. Крестный у меня, конечно, скотина, и вообще я на него до сих пор обиду затаил, но что касается оперативно-розыскных мероприятий, тут он соображает больше меня. Да мне в любом случае надо сразу к нему идти, потому как еще же приказы Нироннена передавать. Ведь завтра с самого утра одно из трех стоящих в деревне капральств должно выйти в патруль на Рижский тракт. Ну и подумать, в каком режиме выводить остальных. Чтобы и пожилые солдаты не сильно уставали, и чтобы в группах было достаточное количество «дядек». Во избежание, так сказать.
Прокручивая в голове такие мысли, я дошел до деревни. Стояла теплая июльская ночь, громко стрекотали цикады. В заводях на берегу Двины квакали лягушки. Благодать! В такую погоду на шашлыки выехать за город – самое то. Ну или просто посиделки у костра устроить.
По идее, сейчас тут должно быть две пары часовых. Одни в центре, другие патрулируют улицы. Остальные же солдаты должны бы уже спать и видеть сны. Но… вон, слышу, то тут, то там голоса раздаются. В том числе и во дворе того дома, где квартировал Ефим со своим шестаком. Походу, не один я подумал про посиделки у костра. Ну так-то все правильно. Лето – оно короткое, его надо успеть прожить как следует. Зимой здесь, говорят, не то что с развлечениями, а вообще с нормальной жизнью туго.
Во дворе Ефима горит небольшой костер, у которого сидят шестеро мужчин. Временами в темноте загораются красным угольки от раскуренных трубок. Неподалеку стоит небольшой столик на коротких ножках – больше похожий на лавочку, чем на столик, – а на нем квадратные зеленые штофы. Ну, это местные бутылки такие, емкостью почти в литр. Гляди-ка! Бухают. Хотя это и не удивительно. Старые солдаты и капралы с унтерами – они и в Луге были любителями вечерних посиделок с водкой.
Четверо – наши, в том числе и Ефим с Семеном Петровичем. И вон еще капрал Смирнов сидит. Двое – местные, деревенские. Солидные такие мужики, в возрасте. Застолье у них идет, по всей видимости, уже давно. Потому как и разговаривают они громко, и голоса уже достаточно пьяные. Слышу, кто-то кому-то бубнит успокаивающим голосом. И резкий пьяный возглас Ефима:
– Да ты не понимаешь! Я ж к нему… а потом, вот этими самыми руками… И что толку, что ты ему объяснял? Оне такие, оне барчуки, понимаешь? У них там… – и слегка подрагивающий указательный палец вверх, выше головы, а потом резкий взмах. – Эх, да что тебе говорить, темнота!
У-у-у… походу, они уже дошли до стадии «Ты меня уважаешь?». И пьяных рассказов про отчаянную обиду на судьбу вообще и кого-нибудь другого в частности.
Подхожу поближе. Блин, надо бы поздороваться, но у меня будто ком в горле. Вижу лицо Ефима и вспоминаю, как он мне руки крутил да на бревне раскладывал. Вместо приветственных слов получается какой-то невнятный хрип.
Ефим поднимает взгляд, осоловевший от спиртного.
– О, крестничек. Явился. Ну рассказывай, чего явился? – и рукой так повел, как бы показывая остальным – вон, глядите, кто пришел.
Я прокашлялся, прогоняя предательский ком, и слегка сиплым голосом сказал:
– Поговорить бы.
– Поговорить? Это хорошо, это правильно. Ну давай, поговорим. Здесь, али выйдем куда? – Ефим встал и немного повел плечами, будто разминая.
Я еще не очень понял, о чем он.
– Да мне без разницы. Где тебе удобно.
Ефим пьяно воскликнул:
– Да мне везде удобно! Заруби себе на носу, понял? Я всегда и ко всему! Хочешь здесь? Давай здесь, я согласен. – Ефим нетвердой походкой сделал пару шагов в сторону, расправил плечи и завел руки за спину. Смотрит мне прямо в лицо помутневшими глазами, в которых пляшут отблески костра. – Я готов!
К чему готов? К чему ты можешь быть готов, пьянь гидролизная? Ты ж на ногах-то не стоишь! А мужики у костра подвинулись, уселись полукругом и одобрительно загудели.
– Ну? Чего стоишь? Давай, бей! – и Ефим чуть подался вперед, выпятив грудь.
В смысле – бей?
– Ну ты же сам предложил поговорить, – сказал кто-то со стороны костра. Походу, Семен Петрович. Тоже пьяный, судя по голосу. – Ну говори. Вот он стоит, всем твоим претензиям внемлет.
А Ефим стоит, широко расставив ноги, руки сцеплены за спиной. Нательная рубаха белеет в темноте и ритмично вздымается от частого дыхания.
– Бей, говорю! – и глаза зажмурил.
Перед глазами опять мелькнуло воспоминание: «Взять его!» и эти… Бей, говоришь? Я стиснул зубы. Да запросто! Делаю подшаг вперед и с размаху впечатываю кулак ему куда-то в область скулы. Н-на! Ефим с ног так – брык – и шлепнулся навзничь. Кажется, получился удар. Тот самый, фирменный Ефимовский прямой. А я стою над ним со сжатыми кулаками и дышу сквозь зубы. Скотина все-таки крестный, а?
Ефим неловко встал, пошатываясь, провел ладонью по лицу, сплюнул и на выдохе сказал:
– Теперь я.
Я успел заметить только самое начало движения плечом.
* * *
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Синево.
Ну здравствуй, родная электричка. Давненько тебя не видно было. И век бы тебя еще не видеть. Ох-ох-о…
Толстый мужик напротив сочувственно на меня посмотрел.
– Ты как?
Я поморщился. Нет, голова не болела. Но левая часть лица онемела, будто стоматолог новокаином обколол.
Мужик сочувственно покивал и протянул закрытую банку пива.
– Держи. Холодненькое. Приложи к лицу – быстрее пройдет. Да прикладывай, прикладывай, не сомневайся! Я плохого не посоветую! Да и пиво у меня хорошее, тебе ли не знать!
И улыбнулся. Надо же. В прошлые разы мужик над своими шутками ржал так неприятно, некрасиво. А тут гляди-ка – лишь слегка улыбается. И выглядеть он начал вроде как опрятнее. Причесался, усы подровнял. Вместо серого свитера на нем сейчас белая футболка. О которую он тут же вытер жирную после беляша ладонь, оставив на ней следы своей пятерни. М-да. Рано я взялся про него хорошо думать. Какой он был, такой и есть.
– Привет, – одной половиной рта пробормотал я. – Давно не виделись. Ты вон в прошлый раз тоже плохого не советовал. А у меня только-только спина зажила.
Мужик всхохотнул:
– Ну так зажила же!
Я криво ухмыльнулся.
– Следующие твои хорошие советы такие же будут, да?
Мужик снова улыбнулся, будто с заботой. Зашебуршил в полиэтиленовом пакете и через мгновенье вытащил оттуда еще одну банку пива. Открыл, махнул мне рукой и жадно забулькал. Оторвавшись от банки, шумно выдохнул, провел тыльной стороной ладони по мокрым усам и обратился ко мне:
– Почему вдруг подсказки? Это, малец, не подсказки. Это, можно сказать, прямые указания. Хотя вот сейчас, например, могу тебе просто подсказку дать. Надо?
Я покатал холодную банку по онемевшей половине лица. Елки-палки, щека вообще ничего не чувствует. Как бы перелома не было. Такое онемение – оно обычно при травме, пока шок не отойдет. Потом будет ой как больно. Ну и если мне кости лица сломали – это как-то совсем не радует. Но вслух я сказал совсем другое, разумеется.
