Вот, кстати, мои-то зимние ботинки сгинули еще в Луге. Ну, те, в которых я из электрички вышел. Не выдержала китайская поделка трехсоткилометрового перехода от Кексгольма. И я ничего лучше не придумал, как их, ботинки-то, просто взять и выкинуть. Это ж надо же было, а? Сейчас бы ни за что так не поступил. Взял бы шило, треугольный сапожный нож, распустил по швам… Подметку полимерную – ту бы на разнообразные пробки и заглушки отправил. А из самого ботинка можно было бы наделать различных накладок, заплаток, карманов всяких… да хоть ту же натруску смастерить. Здесь ничего не выкидывают. Плюшкин – он только у Гоголя комичный персонаж. Да и то, потому что дворянского сословия. У простолюдинов же – и в особенности у солдат – наблюдается лютый товарный дефицит. Всякий кусок кожи, железа или даже доски идет на изготовление разнообразных полезных мелочей. В свободное время солдаты постоянно что-то мастерят. Ну, которые нормальные. Ненормальные-то просто пьют, а потом побираются у рукоделов. Дай, мол, дай… Я как-то с рукоделами быстро сошелся. Мне местные умельцы рассказали и показали кучу различных секретов мастерства. Сначала просто пожалели мои исколотые шилом пальцы и посмеялись над портняжными потугами. А потом и сами с удовольствием рассказывали, когда я к ним прилипал с кучей вопросов. М-да… В общем, дурень я. Подошва ведь даже не отвалилась, а всего лишь треснула – а я взял и выкинул. Эх! Да что уж теперь-то.
Однако вся эта рукодельная история сильно повлияла на мое, скажем так, возвышение. Ведь кто я был зимой? Растяпа, недотепа, барчук. Помню, все переживал. Мол, не так себя поставил, позволял себя бить, копал отхожие места… В общем, выставил себя омегой в стае. Ведь как себя поставишь, так к тебе и относиться будут. Меня так учил телевизор с сериалами про бандитов. А там, в сериалах, брутального вида актеры вещали «мудрость жизни» – мол, люди делятся на волков и овец, ага. И либо ты крутой Шварценеггер, либо тебя все будут бить и обижать.
Ну-ну. Может быть, где-нибудь в тюрьме или на каторге оно и так. Здесь же, среди вчерашних крестьян, система определения «свой-чужой» работает иначе. У крестьянского сословия люди делятся на две категории: пахари и лодыри. И все, третьего не дано. Если ты лодырь – то, по принципу «подобное к подобному», будешь пить водку, играть в кости и распевать пьяным голосом песенки о тяжелой солдатской судьбе. Таких у нас в роте хватает. Да что там в роте! В полку их тоже немерено. И, глядя на небритые похмельные рожи, я понимаю, почему старосты их в рекруты сдали. Кому нужен лоботряс и горький пьяница в деревне?
А вторая категория – «пахари» – все время чем-то заняты. Постоянно что-то чистят, шьют, латают, собирают, а если уж вообще делать нечего – просто сидят и сапожным ножом вырезают различные узоры на деревянных чурбачках. Причем тот же Семен Петрович может неделю разукрашивать полешко затейливой резьбой, а потом поморщиться – мол, не получилось – и спокойно бросить это самое полешко в костер.
Так вот я, ничего специально не придумывая и не притворяясь, умудрился попасть в категорию пахарей. И началось все это именно тогда, зимой, на той почтовой станции, когда один из наших рекрутов не проснулся поутру. Я тогда первый взял лопату и пошел копать. Сейчас вспоминаю – вроде же ничего такого особенного не думал. Просто был шок от того, что нахожусь в одном помещении с мертвецом. Не знал, как реагировать, куда податься, какие слова говорить. Потому просто слинял под благовидным предлогом. Авось, пока я чем-нибудь занимаюсь, умные люди придумают, куда покойника деть.
А коллектив это воспринял совсем иначе. И занес меня в категорию «не лодырь». Дальше – больше. Каждый вечер меня видели с шилом в руках, починяющим одежду. Нет, они не дураки, они сообразили, что руки у меня кривые и делать этого я совсем не умею. Но – мне в голову не пришло начать с кем-то договариваться, чтобы мне зашили. И я не умел, протыкал себе кожу на пальцах, шипел от боли, но раз за разом продевал нить в отверстие. Получалось плохо, за день расползалось, и вечером я штопал опять. И опять. И снова. Каста пахарей посылала одного старого солдата с умным советом, потом другого, потом мимоходом кто-то заводил разговоры между собой, а я мотал на ус. И вот я уже соорудил себе наперсток из куска подметки, зажимы из хитро выструганных щепок, научился размечать выкройку… И однажды, когда мы уже маршировали к Риге, у меня шов на рукаве камзола целых три дня не просил ремонта. Победа!
И это был только первый взнос в репутацию фракции «пахарей». Второй был, когда мы начали по вечерам сами экзерцировать с моим – да, теперь уже моим – шестаком. Я учился сам и щедро делился знаниями с другими. Что у меня получалось – то как мог объяснял ребятам. И ничего за это не просил взамен. Хотя, казалось бы, должен. Есть такие люди – их в роте называют смешным словом «скареда», – которые постоянно за все мзду просят. А что мне за это будет, мол? Мне же такое в голову не приходило. Наверное, это неправильно, но, блин, я ни разу не бизнесмен. Не был никогда и даже не пробовал.
Как-то уж так повелось еще со времен детского футбола. Батя ж меня постоянно таскал к разным тренерам на индивидуальные тренировки. Тогда я еще не знал, что все это было платно. Мне казалось, что это в порядке вещей: вот вспомогательный тренер, он усердно меня учит какому-то финту целых полтора часа. А потом, на командной трене, я делаю этот финт – и ребята спрашивают, а это, мол, ты чего сейчас учудил? И я оставался после тренировки и показывал. А иногда и мне показывали, когда я у кого-нибудь что-то интересное подмечал. Помню, как-то после игры с «Невой», где мы их раскатали пять – два, ко мне подошел их вингер и с какой-то обидой спросил, зачем я его дурачком перед пацанами выставил. А я взял мячик, отвел его в сторону и объяснил, как именно надо игроком соперника перекрывать обзор вратарю и бить из-под защитника. Только через пару лет до меня дошло, что тот парень вообще-то ко мне драться шел. Наказывать, так сказать, обидчика. А я с ним полчаса мяч гонял, показывал, объяснял… Кстати, классный пацан оказался. Мы с ним потом еще несколько раз пересекались на играх… ну да не о том речь.
В общем, где-то в июне в глазах клана рукоделов я окончательно перешел из ранга блаженного барчука в ранг честного пахаря. Это когда мы в той деревеньке начали утренние пробежки делать. Проверили меня просто. С утра подошел один из старых солдат и сказал – вот, мол, Жора, что-то спину тянет, прям беда. Я спросил, где болит, как именно болит, а потом показал простенький разминочный комплекс на поясницу. Научил растягивать и греть мышцы, как меня учила в свое время тренерша, которая нам физуху ставила. Все, знаниями делюсь не только со своим шестаком, но и с любым из роты, да еще и не скареда – значит, свой. Я только потом обратил внимание, что каста «лодырей» с того дня ко мне даже не приближалась.
В Луге, когда я в драку полез с «лодырем», который справлял нужду прямо у обеденного стола, меня пытались бить все, кто оказался рядом. Сейчас же все по-другому. Будто некая стена отгородила меня от всех этих неряшливых пьяниц и пропойц. Мы живем в своем мирке. Там, где разминки, шитье, резьба по дереву, фехтование, рассказы старых солдат о стрельбе и гренадах, о том, как быстрее и проще складывать бревна на редуте, как копать ретраншмент… В мире, где солдат – это специальность, где на солдата надо учиться, где стать солдатом – это значит много работать. А они где-то там, на темной стороне планеты. Где водка, кости, мелкое воровство всего, что плохо лежит, и постоянные побои от злых нелюдей-капралов.
