– Серов! Живой! Ну слава богу! – это майор Стродс. Молодец старик, принял командование в мое отсутствие. Впрочем, о чем я? Так и должно быть. Стродс хоть и интендант, а все равно офицер. И в армии не первый десяток лет. Разумеется, он взялся рулить растерявшимися солдатиками. – Чего весь в крови? Ранен?
– Никак нет, ваше высокоблагородие. Это не моя кровь.
– Настиг все-таки налетчика? Молодец! И что с ним?
– Он пытался от меня гренадой отбиться. Ну сам на ней же и подорвался. Прав был ундер-офицер Фомин – баловство эти гренады. Все время взрываются не так, как надо.
Вся наша братия с облегчением рассмеялась.
– А тело где?
– В озеро останки покидал. Нечего его по-христиански хоронить, Генрих Филиппович. Он Сашку убил. Так что пусть его раки хоронят.
Генрих Филиппович поморщился, покачал головой с неодобрением. Затем указал в сторону костра:
– Живой твой Сашка. У разбойника нож в шейном платке завяз. А Сашка просто перепугался и в обморок упал.
Живой? Сашка? Я неверяще посмотрел в сторону костра. И точно! Вон, сидит, бледный как полотно и обреченно смотрит на огонь. Без камзола, в одной нательной рубахе, прижимает к шее какую-то тряпку…
– А вот Ереме худо пришлось, – продолжил Стродс. – Схватил пулю в ногу. Солдаты говорят – налетчик из допельфастера палил?
Допельфастер?
– Это такой двуствольный пистолет, которыми раньше конные рейтары воевали. Редкое старое оружие, странно его видеть в руках обычного разбойника. Так что поторопился ты с телом, Серов. Надо бы подробнее с ним разобраться, как рассветет. Или он убежал, а ты мне тут сказки рассказываешь, а?
Это хорошо, что люди сами смогли себе объяснить, почему вдруг швед с одной руки два раза подряд выстрелил. Только вот местным шмонать тело моего современника… не надо им этого.
Я насупился и наклонил голову.
– Не вру, ваше высокоблагородие. Виноват, ваше высокоблагородие. Только вот у нас же вроде другая задача. Может, в ближайшем городе какого-нибудь полицеймейстера озадачим? Нехай ковыряются, это их работа.
Майор Стродс гневно сверкнул глазами, но вслух сказал другое:
– Ступай пока. Ребята говорят, ты в лекарском деле смыслишь. Попробуй помочь солдату.
* * *
До рассвета никто из моей дюжины так и не заснул. Две пары ходили караулом вокруг карет со спящими боярами. Степан остервенело чистил свой мушкет. Запальное отверстие, полка, ствол внутри и снаружи – все уже было отдраено до зеркального блеска, а он все тер и тер ружье ветошью. Никита кипятил воду в одном чугунке, а во втором взялся варить кашу на утро. Я возился с Еремой.
Пуля попала ему в ногу чуть ниже таза. Нехорошо так попала, выворотила кусок мяса. После укола промедола Ерема перестал стонать. После второго – поплыл. Я заставил его слопать антибактериальную таблетку и на всякий случай вколол в задницу какую-то хрень, про которую было написано, что она от сепсиса. Какая-то современная версия пенициллина. Если, конечно, я правильно понял смысл этих иностранных закорючек в инструкции. Пуля прошла бедро ногу насквозь, выдрав изрядный кусок мяса на выходе. Крови натекло немало, хотя ребята достаточно быстро перетянули рану повязкой. Что-то не нравится мне, с каким напором кровь вытекает. Как бы там артерия не была повреждена. И что я могу сделать в такой ситуации? Я, конечно, зашью раны и наложу повязку, но поможет ли? Я ж не знаю, что там пуля внутри ноги натворила… Другое дело, что до ближайшего хирурга, умеющего сшивать сосуды, отсюда расстояние лет в двести. Так что делаем умный вид, притворяемся, что умеем лечить, и молимся. Авось эффект плацебо сработает и оно само все заживет.
С пыхтением ковыряюсь в ноге Еремы. Алешка помогает с повязками, прижимает, держит, где скажу. Сашка с горящей веткой в руке обеспечивает освещение. И жалуется на жизнь. Жертва, блин!
– Я трус, Жора! – причитает надрывом в голосе Сашка. – Я в бою в обморок упал!
Я продолжаю шить. Буркнул в ответ:
– Ну трус и трус. Что теперь, обосраться, что ли?
– Ты не понимаешь, – с отчаяньем прошептал Сашка, а в глазах его застыли слезы.
Ну блин, нашел время для рефлексий.
– Не о том думаешь, Сашка. Ты сегодня важный опыт получил.
– Да какой опыт? Что я трус?
– Такой опыт. Когда тебе судьба выпадет ночью караульного в ножи брать – шею ему не режь. Мало ли какой он себе шарф там намотал? Вдруг такой же, как ты, – тощий мерзляка? Просто рот ему закрой так же, как этот тать тебя схватил, а другой рукой снизу в бочину коли, под ребра. В почки там или в печень. Понял? Тогда и сам задачу выполнишь, и часовой ныть не будет поутру. Мертвецам без разницы, знаешь ли, струсили они или нет.
На измученном лице Еремы появляется робкая улыбка. Раз я во время операции шучу про мертвецов – значит, не боюсь плохих примет. Теперь Ерема верит, что выживет.
Глава 20
Когда я закончил возиться с Еремой, меня вызвал к себе на беседу господин секунд-майор Стродс. Прямо вот так вот взял и официально вызвал. То есть он мог бы просто от кареты крикнуть: эй, мол, поди сюда. Но нет. Подозвал солдата и приказал, чтобы этот солдат вызвал меня. Никита, конечно, немного удивился, но приказ выполнил. Прошел целых четыре шага в сторону костра, встал по стойке «смирно» и по всей форме доложил, что меня, мол, вызывает к себе его высокоблагородие господин секунд-майор.
Интересный человек наш полковой квартирмейстер. Высокий, тощий и полностью седой пожилой мужчина лет пятидесяти. Прослужил два десятка лет на интендантской должности – а у самого телосложение как у Кощея Бессмертного, кожа да кости. И пронзительный взгляд выцветших серых глаз, слегка прищуренных от близорукости. Ему бы в кино гестаповцев играть. Одеть в форму от Хуго Босса, дать в руки плетку или стек… Как-то не вязалась его внешность с должностью бухгалтера и снабженца. Ведь те по стереотипам должны быть жирными, с жадными маслеными глазками… Но при этом у него, как и у всякого уважающего себя счетовода, феноменальная память и компьютер с бесконечными базами данных в голове. Много раз слышал про него от разных людей, что наш квартирмейстер помнит каждую пуговицу, отпущенную на полк, и никогда ничего не забывает. А еще иногда на него что-то находит, и он начинает изображать из себя немца-педанта. Вот как сейчас, например.
Ну, подхожу, что ж делать. Встаю навытяжку перед распахнутой дверью кареты, смотрю на сидящего внутри секунд-майора, изображаю пожирание глазами начальства.
– Рассказывай. Все в подробностях. Как шел бой, чем закончился, что делал напавший, что делал ты.
Я слегка замялся.
– Ну, нападавший был один. Я, значит, проснулся… ну, до ветра сходить, а он тут полез. Ну…
Генрих Филиппович шлепнул ладонью по дивану кареты.
