Нечего и говорить, что в этом году Петерсоны никак не отмечали праздник, который когда-то был в их семье одним из самых любимых. В предыдущие годы они устраивали для друзей барбекю на открытом воздухе, но теперь это осталось в прошлом. Элис не хотелось никого видеть, потому что, глядя на знакомые лица, она сразу вспоминала похороны Джонни. Какое уж тут веселье! Ни веселиться, ни праздновать, ни улыбаться все они уже давно были не способны. Не только Элис и Джим, но и Шарли с Бобби выглядели так, словно страдали тяжелой болезнью. И в каком-то смысле они действительно были больны; горе лишило их сил, и теперь они не жили, асуществовали. Каждый день давался им не легче, чем подъем на Эверест, и по вечерам, зa ужином, каждый из них только с грустью отмечал про себя, как скверно выглядят остальные.
Элис потеряла четырнадцать фунтов, глаза у нее ввалились, и под ними залегли черные круги. Однажды в разговоре с Памелой, которая звонила ей чуть ли не каждый день, она призналась, что в последнее время почти не спит. Пролежав без сна почти всю ночь, Элис задремывала только около шести, а в семь или в восемь снова просыпалась. Джим проводил все ночи в гостиной; лежа на диване, он потягивал пиво, пока не отключался, а Шарлотта постоянно плакала. Из дома она почти не выходила и даже не посещала тренировки и матчи, хотя юношеский бейсбольный чемпионат был в самом разгаре. Что касалось Бобби, то он еще больше замкнулся в себе. Таким он никогда не был — разве только в первые несколько месяцев после аварии. Теперь на него обрушился еще один шок, и мальчик страдал, похоже, даже сильнее, чем остальные.
Бекки чувствовала себя немногим лучше. Как сказала Памела, всю первую неделю после смерти Джонни она пролежала в постели и очень ослабла. Когда же она, наконец, вышла на работу в аптеку, хозяин отослал ее обратно, так как девушка едва держалась на ногах. Только в последнюю неделю Бекки начала работать неполный день, однако от нее по-прежнему было мало проку: она постоянно плакала, почти ничего не ела, а от слабости у нее начались головокружения. Бекки часто повторяла, что ей хотелось бы умереть вместе с Джонни, и Памеле иногда даже казалось, что ее дочь задумывается о самоубийстве. Младшие члены семьи Адамс жалели сестру и как могли заботились о ней, но их усилия не приносили результата. Да и им самим тоже не хватало Джонни, который всегда был к ним добр и внимателен.
— Тебе обязательно нужно хоть немного поспать, — сказала Памела, в очередной раз навестив Элис. — Со мной тоже так было, когда погиб Майк: сначала я не могла ни спать, ни есть, но, в конце концов, сон вернулся. Так и у тебя… Главное, чтобы ты сама не свалилась. В таком состоянии, как у тебя, очень легко заболеть, а что тогда будет с Шарли и Бобби? Ты не думала о том, чтобы принимать снотворное?
Элис уже пыталась глотать таблетки, однако на следующий день после этого чувствовала себя совершенно разбитой. Ей это очень не нравилось, и она отказалась от снотворного, решив больше не прибегать к медикаментам.
— Неужели эта боль никогда не утихнет? — спросила она, чувствуя, как сердце снова сжимается в груди. — Мне кажется, я не смогу переносить эту боль долго, с ней просто невозможно жить.
— Не знаю, что и сказать тебе, Элис, — честно ответила Памела. — Потерять мужа и потерять ребенка — это разные вещи. Ты, конечно, никогда не сможешь забыть о том, что случилось, но мне кажется — со временем что-то должно измениться. Ты научишься с этим жить… как люди учатся жить с одним глазом или с одной рукой.
Но сама Памела до сих пор не смирилась со своей потерей, а ведь со дня гибели Майка прошло больше двух лет. Тем не менее, она каждый день находила в себе силы вставать по утрам и заниматься обычными делами. Иногда она даже смеялась и шутила с детьми. Памела не сказала Элис только о том, что в ее жизни больше не было настоящей радости, хотя все ее друзья в один голос твердили, что когда-нибудь счастье снова ей улыбнется.
— Эта боль понемногу будет утихать, Элис, это я знаю, — сказала Памела, но ее слова прозвучали неубедительно, поскольку она и сама не особенно верила тому, что говорила. Почувствовав это, Памела поспешила перевести разговор на другое.
— Как Бобби и Шарлотта? — спросила она.
— Шарли вчера наконец-то отправилась на тренировку. Это в первый раз с тех пор, как… словом, за все это время. Правда, бедняжка не смогла остаться до конца, но тренер сказал, что не станет возражать, если ей вдруг захочется посидеть или даже уйти пораньше. Когда он был в ее возрасте, у него умерла сестра, так что он все хорошо понимает.
— А как Бобби?
— Бобби беспокоит меня, пожалуй, больше всего. Он почти не плачет — только целыми днями лежит на кровати в своей комнате и смотрит в потолок. И молчит, как всегда, молчит. Мне кажется, он еще больше замкнулся в себе, и я боюсь, как бы это не причинило ему вреда, ведь даже взрослым становится легче, если они могут поделиться своим горем с другими или просто выплакаться. Что уж говорить о ребенке!.. Кроме того, он почти не ест. Каждый раз, когда мы садимся за стол, мне приходится долго уговаривать его, а порой просто относить в кухню на руках. Джим считает, что я не должна его баловать, но я просто не могу по-другому. Ведь… — Тут Элис снова разрыдалась и не смогла продолжать. Она хотела рассказать Памеле, с которой после смерти Джонни они стали особенно близки, как тяжело им всем живется и как общая беда, вместо того чтобы сплотить семью, разъединяет их все больше, но ей не хватало слов. Хорошо еще, что у нее была Памела, с которой в последнее время Элис разговаривала чуть не каждый день. Это была ее единственная отдушина.
— Ведь Бобби и Шарли — это все, что у меня есть, — добавила она, с трудом взяв себя в руки. — Джим почти не бывает дома, а когда приходит, он… ну, ты знаешь. В последнее время он стал пить еще больше. Я думаю, для него это своего рода наркоз — он пьет, чтобы ничего не чувствовать. Несколько раз я пыталась с ним поговорить, сказать, что это не выход, но он не хочет ничего слушать. И о Джонни он тоже не хочет разговаривать. Только однажды он сказал, что я должна освободить его комнату, а вещи — раздать. И знаешь, в чем-то Джим, наверное, прав, но я пока не могу себя заставить… А может, и никогда не смогу. Иногда я захожу туда и просто сижу, вдыхаю запах его вещей. Порой мне даже начинает казаться, что, если буду сидеть и ждать достаточно долго, он вернется. Я даже не стала менять простыни на его кровати!.. — Элис неловко усмехнулась. — Я знаю, это звучит странно, но…
— Ничего странного тут нет, и я тебя отлично понимаю, — ответила Памела. И она действительно понимала Элис очень хорошо, сравнительно недавно пройдя через что-то подобное. — Я хранила одежду Майка больше года, а с некоторыми его любимыми рубашками я до сих пор не в силах расстаться, — добавила она.
— Наверное, я была просто не готова, — сказала Элис несчастным голосом. — Мне и в голову не приходило, что Джонни… что его вдруг не станет. Я знала, что подобные вещи я случаются, но не верила, что это может произойти с ним… с нами.
Памела понимающе кивнула. Когда умер Майк, она чувствовала себя точно так же. Смерть мужа застигла ее врасплох — ничего подобного она не ожидала. А Элис было еще труднее. В конце концов, Майк все же был зрелым мужчиной, а Джонни не исполнилось и восемнадцати. Кроме того, он был совершенно здоровым, жизнерадостным, всеми любимым молодым человеком, и ожидать, что такой человек может вдруг умереть, не мог никто. Это была настоящая трагедия, чтобы убедиться в этом, Памеле было достаточно взглянуть на свою дочь. Гибель Джонни нанесла Бекки глубокую душевную травму, и ее матери оставалось только надеяться, что со временем она сможет более или менее прийти в себя.
