Они обменялись улыбками, потом Джонни сказал великодушно:
— Пока Бобби подрастет, пусть его надевает Шарлотта. — Сам он очень гордился своим футбольным джемпером и носил его постоянно.
— Мне кажется, Джим не разрешит. Он считает, что твой джемпер не должен никто носить. Он — твой, он так и лежит в твоей комнате в шкафу, как и остальные вещи.
Когда Джонни погиб, Элис не стала ничего трогать или раздавать, как было принято в подобных случаях. На это у нее просто не хватило душевных сил. И теперь, спустя четыре месяца после гибели Джонни, его комната оставалась такой же, какой была при нем: на полках стояли завоеванные им кубки, на стенах висели вымпелы, медали, спортивные и школьные фотографии. Это было самое настоящее святилище, храм, воздвигнутый в его честь. Элис, впрочем, редко туда заходила, если не считать первых недель; ей было вполне достаточно сознавать, что в доме по-прежнему остается что-то принадлежащее ее старшему сыну.
— Спи, мама, — мягко сказал Джонни. — Тебе нужно окрепнуть после болезни. Утром увидимся. — Да, так он и говорил ей каждый вечер, пока был жив. Пожелав матери спокойной ночи, Джонни обычно спускался в кухню, чтобы позвонить Бекки, а потом уходил к себе.
— Спокойной ночи, дорогой. — Она помахала ему рукой и, когда Джонни исчез, снова потянулась к выключателю, чтобы погасить свет, но в этот момент в спальню заглянула Шарлотта. Она только что вышла из душа — волосы у нее были еще мокрые и блестели. Окинув комнату взглядом, Шарлотта вопросительно уставилась на мать.
— С кем это ты разговаривала минуту назад? — спросила она. — Разве папа уже поднялся?
Они обе прекрасно знали, что Бобби давно спит, а больше в доме никого не было. Между тем Шарли отчетливо слышала, как ее мать что-то говорит, причем таким тоном, словно беседует с кем-то давно знакомым, хотя второго голоса она не распознала. Шарлотте это показалось странным — с кем же могла разговаривать ее мать?!
— Мне позвонили по телефону, — не моргнув глазом, солгала Элис. — Папа еще внизу. Наверное, опять задремал перед телевизором.
— Ну, в этом нет ничего нового… — Шарлотта скептически поморщилась. — Отец Пегги Дугал тоже закладывал… но он, в конце концов, обратился к «Анонимным алкоголикам».
[1]
— Он сделал это только после того, как потерял работу и угодил за решетку за вождение в нетрезвом виде, — возразила Элис. — И он сделал это не сам — это суд направил его на принудительное лечение, так что ты не сравнивай.
Сама она несколько раз предлагала мужу обратиться в организацию «Анонимные алкоголики», но он только отмахивался и начинал раздражаться. Не считая себя алкоголиком, Джим не видел необходимости лечиться. «Ничего особенного не случится, если я выпью пару банок пива на сон грядущий», — говорил он, и, хотя банок чаще всего бывало шесть, а то и больше, Элис понимала, что он еще не готов переломить себя и сделать решительный шаг. Тут она была бессильна — это решение Джим должен был принять сам. Ничьи слова не могли убедить его в том, что было очевидно всем вокруг.
— Я и не сравниваю, — возразила Шарлотта. — Просто я… Ты когда-нибудь пробовала поговорить с папой поздно вечером? Он же не понимает, что ему говорят, а если и отвечает, то язык у него так заплетается, что ничего не поймешь.
— Я знаю, милая, знаю… — Элис сокрушенно покачала головой. Ответить дочери ей было нечего. Шарли впервые была близка к тому, чтобы назвать отца пьяницей, а у Элис не повернулся язык сказать ей, что она ошибается. Она никогда не обманывала детей, стараясь быть с ними предельно честной, поэтому в данной ситуации она предпочла промолчать. Кроме того, она знала то, чего Шарли пока не могла понять: прежде чем лечиться от алкоголизма, Джиму нужно было сначала простить себя за то, что он едва не убил младшего сына, а потом примириться с тем, что он потерял Джонни. Рассчитывать на то, что это произойдет в самое ближайшее время, не приходилось, а значит, положение не изменится еще долго. С другой стороны, Элис не могло не тревожить, что Джим с каждым днем все больше отдаляется от них, уходя в свой пьяный ступор, где не было ни мыслей, ни чувств, ни мук совести. Джонни был единственным из его детей, с которым он чувствовал тесную родственную связь, Бобби для отца как будто перестал существовать. Иногда Элис даже спрашивала себя: да сознает ли ее муж, что рядом с ним живут близкие люди? Ни с дочерью, ни с младшим сыном Джим почти не разговаривал, а порой даже не реагировал на их присутствие. Даже к Элис он почти не обращался, зато с Джонни мог часами беседовать об играх, календаре, достоинствах тех или иных игроков и других спортивных новостях.
Но Джонни не стало, и его отец остался с собой один на один.
Подумав об этом, Элис еще раз вздохнула и снова повернулась к дочери.
— Уже поздно, милая, тебе пора спать. Ступай к себе, а я разбужу папу и помогу ему подняться наверх.
— Разве ты на него не сердишься? — удивилась Шарли, и Элис отрицательно покачала головой.
— Нет. Только иногда мне бывает очень грустно.
Шарлотта кивнула и повернулась, чтобы идти к себе в комнату, но в последний момент — совсем как Джонни — остановилась на пороге.
— Как ты себя чувствуешь, мама? Тебе получше?
— Намного лучше, — ответила Элис совершенно искренне. Капельницы, лекарства и диета сделали свое дело. Язва ее почти не беспокоила, да и сил прибавилось. Но главным было, конечно, не это. Элис не знала, как и для чего, но Джонни вернулся, и в ее душе снопа затеплилась надежда.
Глава 5
Следующие несколько дней Элис целиком посвятила домашним заботам. Дел накопилось много, а она обещала врачу отдыхать, поэтому делались дела не так быстро, как ей хотелось. И все же Элис не унывала. По утрам Джим отвозил детей в школу, а после занятий Бобби привозила домой соседка. У Шарлотты на носу был важный баскетбольный матч, но она сказала, что не будет возражать, если мать на него не пойдет, поэтому времени у Элис хватало и на дела, и на отдых, и на разговоры с Джонни, который теперь частенько навещал ее дома.
Как он и обещал, Джонни то появлялся, то снова исчезал. Ему хотелось повидать друзей, Бекки, побывать в своей бывшей школе. Несколько раз он сидел с Шарлоттой у нее на уроках, а потом сказал Элис, что сестра учится очень неплохо. С его точки зрения, Шарли нужно было только подтянуть математику, которую она забросила из-за спортивных занятий. По другим предметам дела обстояли благополучно.
Гораздо больше его беспокоил Бобби. Джонни побывал и у него в школе и заметил, что брат держится особняком, ни с кем не дружит, не участвует в общих играх. Конечно, это была специальная школа, и дети там тоже учились необычные, и все же Джонни считал, что Бобби ведет себя странно. Учился он тоже намного хуже, чем раньше, но это-то как раз было понятно — Бобби вернулся на занятия не в начале учебного года, а спустя месяц, перед самой болезнью Элис, и сильно отстал.
