– Так придется приклад новый резать. С таким больше не постреляешь, – нашелся Мишка, кивая на разобранное ружье. – Мне б доску еловую, пошире, и на длину пальца толщиной. На печку положить, пусть просохнет как следует. Можно найти?
– Чего ж нельзя, – удивилась Глафира. – Днем схожу на лесопилку, мужики подберут.
– Только без сучков. Чтобы слои ровными были, а то при выстреле треснуть может, – принялся пояснять Мишка.
– Да уймись, заполошный, – рассмеялась Глафира. – У нас на лесопилке все соседи работают. Скажу что тебе для ружья, подберут. Сами охотники.
– Точно. Забыл, – усмехнулся Мишка, сладко зевая.
После сытного завтрака накатила сонливость, и он, переложив разобранное оружие на пол, уснул.
* * *
Почувствовав, как что-то сжимает его запястье, Мишка привычным движением перехватил это нечто, выворачивая его наружу, и только потом открыл глаза, не сразу сообразив, что происходит. Первым ощущением были паника и желание вырваться. У кровати, на табурете сидел давешний доктор, пытавшийся проверить его пульс. Удивленно посмотрев на пальцы, сжимавшие его вывернутую ладонь, доктор удивленно хмыкнул и, поправив пенсне, спросил:
– Где это вы, юноша, научились так ловко людей хватать? У меня аж рука заныла. Прям пластунская ухватка какая вышла. Не ожидал. Ловко, ловко. Похоже, и вправду на поправку идете.
– Извините, доктор. Случайно получилось, – поспешил повиниться Мишка, в очередной раз ругая себя за расслабленность.
Теперь, когда он оказался непонятно где и как, ему нужно было быть осторожным, как разведчику-нелегалу в стране противника. Иначе в лучшем случае в местном ему будет обеспечено место в дурдоме, а в худшем, если он в дореволюционной России, заграничные партнеры вывезут его в просвещенную Европу и, выпотрошив до донышка, по-тихому удавят, чтобы любое послезнание никому больше не досталось.
Значит, ему нужно сделать все, чтобы избежать такого развития событий. Мрачно вздохнув, Мишка задумчиво посмотрел на врача и, заставив себя улыбнуться, спросил:
– Доктор, а вы случаем газет с собой не захватили?
– Захватил, юноша, – улыбнулся врач, убирая часы в жилетный карман. – Но сначала расскажите, как себя чувствуете.
– Голова еще болит и с памятью беда. А из-за головы двигаться трудно, – честно признался Мишка.
– А вот двигаться вам пока не стоит, молодой человек. По голове вас ударило крепко. Так что еще неделю полный покой. А там посмотрим. С такими ранениями шутить не стоит.
– Это что ж, он еще цельную неделю тут бездельничать будет? – снова раздался сварливый голос, и к лежанке прошаркал странный мужичок.
Пегая бороденка клочками, глаза неопределенного цвета под кустистыми бровями, сутулый и весь какой-то нескладный, словно кусками собранный – именно такое впечатление о нем сложилось у Мишки.
– Он, значит, валяться будет, а я его кормить стану? – между тем продолжал дребезжать мужик.
– А когда я тебя кормил, не мешало? – неожиданно для себя самого огрызнулся Мишка.
Поперхнувшись очередной фразой, мужик злобно зыркнул на него глазами и, развернувшись, вышел из избы. Доктор, который во время их беседы рассматривал Мишкин зрачок, оттянув ему веко, только одобрительно усмехнулся в бородку и, достав деревянный фонендоскоп, принялся выслушивать дыхание пациента. Глядя на этот раритет в руках врача, Мишка невольно окунулся в воспоминания собственного детства. Точно такой же деревянный прибор был и у его родной тетки, работавшей терапевтом в районной поликлинике.
– Ну что ж, неплохо, неплохо. Организм у вас, молодой человек, крепкий, общее выздоровление идет неплохо. А что касаемо головы, то тут только терпение и покой. Рана на затылке уже почти затянулась, кровотечения нет. Гематома скоро рассосется, а вот с сотрясением мозга шутить не стоит. Так что советую вам полежать спокойно, пока всяческие неприятные ощущения не пройдут.
– Спасибо, доктор. А газеты? – напомнил Мишка о самом для себя главном.
– Вон, на столе лежат. Надеюсь, читать вы хорошо умеете.
– Да вроде в школе не ленился, – нашелся Мишка.
– Прекрасно, прекрасно. Мне нравится ваш настрой, молодой человек, – тихо рассмеялся доктор и, поднявшись, вышел.
«Так. С чего начать? – оглядывая избу, думал Мишка. – Ружьем заняться, чтобы того алкоголика унять, или газетки полистать? Лично мне газеты важнее, а ружье я уже разобрал. Стволы вроде и вправду целы, казенная часть поцарапана, но вроде не разбита. Так что займемся газетами. Все равно без древесины ничего сделать не получится».
Приняв решение, он осторожно, помня свой утренний опыт, уселся на постели, откинул одеяло и, спустив ноги на скобленый пол, приготовился к очередному приступу слабости. Голова и вправду закружилась, но не так сильно. Переждав накатившую тошноту, он подтянул к себе сложенную на соседней лавке одежду и, натянув портки, сунул ноги в кожаные поршни. Осторожно поднявшись, Мишка, держась за стену, добрался до двери и, толкнув низкую дверь, вышел на крыльцо.
Отдышавшись, он заковылял в сторону «скворечника». Справив нужду, Мишка огляделся и, заметив колодец, взял курс на него. Нужно было хоть как-то умыться. Болезнь болезнью, а запускать себя последнее дело. Ему повезло. Кто-то, очевидно тетушка, достал из колодца ведро, полное воды, и оставил его на колодезном срубе. Сам Мишка в своем нынешнем состоянии ведро ни за что не поднял бы, даже при помощи ворота.
Скинув исподнюю рубаху, Мишка зачерпнул горстью воды и осторожно согнувшись, принялся умываться. Вода оказалась настолько холодной, что зубы застучали. За этим занятием его и застала тетка.
– Мишенька, ты что ж это удумал? Опять вскочил, неугомонный! – запричитала она, подскакивая к парню.
– Так физию умыть надо, мама Глаша, – улыбнулся ей Мишка, хватаясь за сруб, чтобы не упасть. – Да я осторожно. Не волнуйся так.
– Давай уж полью, горе мое, – улыбнулась женщина, подхватывая ведро.
Приведя себя в относительный порядок, Мишка натянул рубаху и, вскинув голову, с удовольствием вдыхал прохладный осенний воздух. Вспомнив, как дышалось в загазованном городе его прошлой жизни, Мишка удивленно хмыкнул и осторожно заковылял обратно в избу. Теперь можно было заняться делом. Прихватив со стола газеты, он улегся в постель и, устроившись поудобнее, с замиранием сердца нашел взглядом название газеты с датой выпуска.
«Твою мать! – еле сдержавшись, взвыл про себя парень, едва разглядев дату: 1897 год. – Это же еще девятнадцатый век!»
Ему вдруг очень захотелось заорать во весь голос, грохнуть кулаком в стену или набить кому-нибудь морду. Желательно, чтобы этот кто-то имел отношение ко всей той фигне, которая с ним происходит. Уронив газету, Мишка прикрыл глаза, пытаясь хоть как-то успокоиться. Очередной сеанс дыхательной гимнастики позволил ему взять себя в руки и начать мыслить. Не продуктивно, а просто, спокойно. Ну, почти.
