– Теперь понятно, с чего он решил заложника брать, – мрачно хмыкнул Мишка. – Научили, сволочи.
– Ты это про что? – потребовал урядник объяснений.
– Уголовники гражданскими не прикрываются. Им этого не надо. У них задача другая. Налетел, ограбил, убил, если сопротивляется, и ушел. А вот невинные жертвы – это только у политических. Это им вечно крови мало.
– Неужто убьет? – охнул урядник. – У того штабс-капитана она единственный ребенок. Жену три года как похоронил. Сам растил-лелеял. Чего делать-то, Миша? Ежели убьют их, мне тогда точно беды не миновать.
– Ну, вы тут вообще краем, – задумчиво проворчал Мишка, разглядывая флигель. – Конвойная рота вам не подчиняется. Беглых они сами ловили. Одного я из вашего подарка сам ночью у собственных ворот пристрелил.
– Не сказали, сволочи, – прошипел урядник, слушавший его словно отца родного.
– Если надо, ищите того, у которого в левом виске дырочка маленькая. Далеко было, так что пуля в башке осталась. Из винтовки это как по горшку с борщом было бы, одни осколки, – пояснил Мишка и, тряхнув головой, продолжил:
– А что он умудрился сюда забраться, так надо было сразу в полицию о побеге сообщать, чтобы ваши люди могли чистые дворы под охрану взять. А они промолчали. Решили своими силами справиться. Вот и получилось, что получилось.
– Умный ты, Миша, – уважительно протянул урядник. – Ишь, как все извернул! Да только проку от этого мало. Все равно вцепятся, только перья полетят. Нам бы этого варнака самим взять.
– Людей погубим, – покачал Мишка головой. – Он, небось, с ними в одной комнате закрылся и на мушке держит. Хоть раз, но шмальнуть успеет. Его класть надо. Наглухо, – прошипел парень, проигрывая в голове варианты.
– Да хоть бы и так, – решительно кивнул урядник. – Только как сделать?
– Прицел бы мне, оптический, – мечтательно протянул парень. – Сел бы в окне напротив, и как мелькнул, так и все.
– Что еще за прицел? – не понял толстяк.
– Навроде тех, что на пушки ставят. Одним глазом в него смотришь, и все как на ладони. Ну, вроде бинокля, но для винтовки, – принялся пояснять Мишка но, сообразив, что разговор свернул не туда, досадливо скривился: – Не о том сейчас речь, Николай Аристархович. Нет у нас такого прибора. Так что за неимением гербовой придется на простой писать.
– Что-то ты, Мишка, заговариваться начал, – крякнул урядник, расправляя усы.
– Думаю я, дядя Николай. Думаю, – вздохнул Мишка. – Он требовал чего? Ну там, еды, может, водки?
– Нет. Кричал только, что уйти хочет.
– И все?
– Все.
– Так. Тогда держи, – скомандовал парень, снимая с себя ремень и доставая из кобуры револьвер.
– Ты чего задумал? – растерялся урядник.
– Схожу, поговорю с ним, – ответил парень, хищно усмехнувшись и аккуратно укладывая револьвер в пришитые к полушубку ремешки под мышкой.
– Что, сам? – окончательно обалдел урядник.
– А что с меня взять? – хитро усмехнулся парень. – Пацан – он и есть пацан. А когда поймет, что тот пацан стреляет лучше десятка таких, как он, поздно будет.
– Миша, всю жизнь буду за тебя бога молить, – истово пообещал толстяк.
– Во двор проведите, чтобы не помешали, – потребовал Мишка, и урядник, выпрямившись, решительно зашагал к негромко гомонящей толпе.
Раздвигая ее, словно ледокол, он подвел Мишку к калитке, у которой стояли двое полицейских с винтовками, и, пройдя с ним во двор, остановился, ожидая дальнейших инструкций.
– Тут меня ждите. Остальные пусть там остаются, – тихо сказал Мишка и, перекрестившись, не спеша зашагал к флигелю, держа руки полусогнутыми на уровне плеч. Он почти подошел к крыльцу, когда в одном из окон слегка отодвинулась занавеска и, на парня уставилось дуло револьвера.
– Не стреляйте, дяденька, – быстро сказал Мишка. – Мне урядник полиции велел узнать, чего вы хотите и что нужно, чтобы вы господина штабс-капитана с дочерью живыми отпустили.
– Я ж им сказал, чтобы ушли, – возмущенно зашипел беглый.
– Так не могут оне. Говорят, уйдут, а вы людей порешите. Вот и прислали, чтоб я у вас ваши… это, как его, условия узнал.
Мишка старательно играл недалекого деревенского паренька. Судя по всему, ссыльный тоже великим умом не отличался. Хитрый, опасный, но недалекий. Сумел воспользоваться моментом, но реализовать его полностью ума не хватило.
– Заходи, – проворчал он, явно растерявшись.
Мишка поднялся на крыльцо и, пройдя коридором, вошел в небольшую гостиную. Господин штабс-капитан сидел на полу с перевязанным животом. Пуля вошла в левую часть, и, похоже, не нанесла серьезных повреждений, но если не оказать ему срочную помощь, может развиться сепсис. Девушка сидела рядом с ним, испуганная, но целая. Оценив обстановку, Мишка показательно распахнул полушубок, на всякий случай сообщив:
– Оне с меня даже ремень сняли. Так что вам принесть?
– Еды в дорогу, возок с парой коней, и пусть отойдут подальше. Я в возок сяду и уеду, – задумчиво проговорил ссыльный.
– Зима, дяденька. По тайге тракт еще чистый, а в полях переметы. Встанете, и все. Считай, замерз. Или волки заедят.
– И чего делать? – опешил от такого ответа варнак.
– Расписание поездов просите. Как литерный пойдет, так на него и прыгнете, а их тут оставите. У станции он все равно скорость сбросит. Запрыгнуть легко. И догонять трудно. Литерный только по особым случаям останавливается.
– Умно. Сам придумал?
– Ага. Уехать хотел. А из еды чего хотите?
– А ты б чего взял? – нашелся каторжник.
– Ну, тут кто чего больше любит. Я бы хлеба, сала, колбасы, яичек вареных взял. И не тяжело, и скусно. А консерва – она тяжелая. А как банку вскрыл, так обратно уже не положишь.
– Я тоже консерву не люблю, – кивнул варнак. – Так и передай, что сказал. И пусть еще флягу с водкой положат и лука с солью. Запомнил?
– Ага. Расписание на бумажке, хлеба, сала, колбасы, лука, водки, соли, яичек вареных. Может, еще чего? – уточнил Мишка, не спеша разворачиваясь к нему левым боком и запуская правую руку подмышку.
– А чего еще? – окончательно забывшись, спросил варнак, опуская руку с револьвером.
– Ну, исподнее свежее, одежку другую, – принялся перечислять Мишка, делая вид, что почесывается.
– Некогда. Ты еще баню предложи, – рассмеялся варнак, отмахнувшись.
– Тоже верно. В морге переоденут, – рыкнул Мишка и, выхватив револьвер, плавно нажал на спусковой крючок.
* * *
Сидя в сугробе возле участка, он не замечал, как по лицу стекают капельки подтаявшего снега, которым он умылся, пытаясь успокоиться, и смотрел, как дрожат пальцы. Про освобождение заложников он только слышал и видел в кино, так что теперь хорошо понимал, почему главные герои тех фильмов после завершения операции надирались в лоскуты. Сейчас ему хотелось именно этого. Надраться так, чтобы «му» не сказать было.
